Медленно повернулся на бок, подминая девчонку под себя, вдохнул, снова тонкий аромат яблок заполнил легкие. Провел губами по виску.
– Что…что…отпусти.
Вика резко открыла глаза, уперлась руками в грудь мужчины, чувство страха вспыхнуло моментально, спина облилась холодным потом. Она что, спала с ним в обнимку? Вот так, прижавшись, всю ночь? Какой кошмар.
–Тихо, ну чего ты испугалась, глаза, как у испуганной волком белки. Я такой страшный? Хотя...
– Нет, но…
Вика не знала, что ответить, нет, сейчас он не внушал страх, но мозг все равно выдал первойименно эту эмоцию. Девушка смотрела в его глаза, красивые, изучающие, светлая щетина на щеках, четкий рисунок губ. Опасный, очень. А еще, от него шло желание, такое острое и отчетливое, что Вика даже растерялась.
Вика сглотнула, вспоминая, что они делали с ней, как брали тем вечером.
– Такого больше не повториться.
– Что?
– То, о чем ты думаешь, такого больше не повариться.
– Вы меня не тронете?
– Тронем.
Альберт провел пальцами по ее лицу, поднимая за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Они у нее такие красивые, светло-карие, в них еще есть хрупкая надежда, которую придется разбить в дребезги, как Рус ту вазу.
– Тебя проиграли, теперь ты будешь жить с нами, спать с нами, находиться везде с нами, чтоб все видели, чья ты.
– Но зачем так?
– Потому что таков тот мир, в котором мы живем. В который ты случайно попала. Он жесток, циничен, в нем нет места ничему лишнему. Это репутация, все должны знать, что если кто-то играет или ведет дела с нами, это не серьезно, за все приходится платить и отдавать долги.
Вика слушала и понимала, ее не отпустят. Этот мужчина не простит долг, не вернет выигрыш.
– Но я предлагаю тебе сделку.
– Сделку?
– Три месяца, как я и говорил, ты с нами. По истечении этого времени долги аннулируются, мы избавим тебя от мужа, если, конечно, ты захочешь. Плюс хорошая сумма с шестью нулями, компенсация, это уже бонус. Ведь ничего не делается просто так, ты будешь свободной, богатой женщиной.
– Но это не мой долг.
– Хорошо, долг за Мироновым останется.
Вика кивнула, но все равно продолжала испуганно смотреть.
– Мне не нужны деньги.
– Деньги нужны всем и всегда, они дают свободу, – Альберт резко перебил ее, продолжая резать взглядом. Он ловил каждую эмоцию на лице девушки, как от удивления расширились зрачки, как поморщилась при упоминании мужа, а потом денег. Она больше не вырывалась из его рук, притихла.
Вика задумалась, то, что ей предлагали, было ужасно по своей сути. Ее принуждали, при этом покупая, но дело не в деньгах, а в самой ситуации, в ее неправильности. Она не вещь, не безвольная кукла, но выходит, что никто так не считает, ее муж подавно.
– А если я не соглашусь?
– Будет больно. Но все равно все будет.
– Это выбор без выбора.
– Скажи это своему мужу, белка.
Альберт улыбнулся, прижимая Вику к себе, она отчетливо чувствовала его возбужденный член. При воспоминании Антона стало противно, а еще страшно. Он не даст ей жизни, он не отстанет от нее просто так, точно убьет, а до этого будет мучить.
Пальцы Альберта трогали ее губы, так невесомо и нежно, он с трудом сдерживал себя, а Вика вспомнила, как эти пальцы ласкали ее между ног, как проникали внутрь, как она при этом боролась с собой, стонал от удовольствия. Она тогда была еще женой, и изменять мужу не входило в ее планы. Но Альберт, как змей-искуситель, играл, умело манипулировал, играл ее телом.
А потом все пошло не так.
– Страшно?
– Да.
– Страх обостряет чувства.
Вика испуганно вскрикнула, когда за спиной раздался громкий лай.
– Ганс знает, Ганс чувствует страх.
– Убери его. Пожалуйста.
Альберт выпустил ее из рук, легко поднялся, Вика проводила его взглядом, снова засмотрелась на спину и татуировку из двух гвоздей, сложенных в крест.
– Пойдем, мальчик. Ганс, гулять.
Но пес, поднявшись, стоял, продолжая смотреть на Викторию, снова чуть склонив голову.
– А ты ему понравилась. Даже не думай, это моя сучка. Гулять.
Открыл дверь, выпуская животное, а потом, захлопнув ее, начал на ходу расстегивать ремень, спуская брюки вместе с бельем. Вика отвернулась, прикрыла глаза, но снова резко их открыла. Альберт теперь был совершенно обнаженный и возбужденный.