– Собираемся, все, Вика, поехали.
– Зачем он так? Зачем он это сказал, это правда, Альберт? Ты знал? Ведь ты знал?
– Пойдем, белка, слишком много вопросов.
Не сказав больше ни слова, все начали рассаживаться по своим машинам, Мироновский эскорт ждал, пока они первыми начнут выезжать с парковки. Вике было больно смотреть на Руслана, тот сидел, опустив голову, накинув капюшон толстовки, глаза закрыты, дышит тяжело, продолжая сжимать кулаки на коленях.
– Брат, ты знал? – Руслан даже не открыл глаза, спросил хриплым голосом.
– Знал.
– И не сказал.
– Это бы ничего не изменило.
«– Это бы изменило все!», – сказал уже громче, облокотившись на локти, заглядывая Альберу в глаза. – Но ты же у нас великий стратег и тактик, у тебя ничего не делается просто так.
– Свернуть шею и сломать жизнь - это две разные вещи, вторая больнее, тебе ли не знать. Он сломал нашу жизнь, мы должны уничтожить его. Прогнуть, нагнуть, лишить всего, чтоб он просил об одном, о пуле в висок.
Руслан покачал головой, посмотрел на свои руки. А Вика сидела и словно боялась дышать, все начинало складываться, вырисовываться четкими линиями. Этот бой, может, даже ее проигрыш Антоном не случаен и тоже был запланирован?
– Как ты узнал?
– Мирон сам сказал, года два назад, когда мы только начинали и я подбирался к нему поближе. Играли в покер.
– И молчал два года.
– Зоя была служанкой в доме Мироновых, молодая, всего восемнадцать лет, нужны были деньги, платили хорошо. Мирон любит таких, беззащитных милых девушек, не знаю, что там произошло, сама или насилие, но такой мрази в здравом уме никто не даст. Забеременела, пришла, сказала, он ее выгнал. Но я восхищаюсь твоей матерью, она не сделала аборт, не бросила тебя, родила и любила. Я видел, как любила, и завидовал, меня никто так не любил. Ты был только ее сыном.
– Хватит.
Все перемешалось, эмоции на пределе, как тонкая стальная проволока, режут душу. И слова Альберта, что его так не любили, и бой до крови и переломанных ребер с собственным, как оказалось, братом. И ее шаткое положение.
Снова тишина, Вика зажимает рот рукой, чтоб удержать рвущиеся рыдания, а слезы сами текут по щекам, обжигая душу. Смогла бы она поступить так же? Родить от насильника и любить своего ребенка?
ЧАСТЬ 34
– Почему ты не сказал ему?
– Есть вещи, о которых лучше не знать.
– Но это нечестно.
– Ты сама жила и не знала, что твой муж игрок и наркоман, и жила счастливо.
– Это не так.
Альберт смотрел в окно, была глубокая ночь, по небу рассыпаны яркие звезды. Сделал несколько больших глотков алкоголя из бокала, совсем не чувствуя его вкус. Совсем не хотелось никого видеть и ничего говорить. Хотелось просто побыть одному.
Руслана оставили в больнице для дальнейшего обследования, тот уже не сопротивлялся, просто делал то, что ему говорят, Виктория была рядом и тоже молчала.
И вот сейчас, стоя в своем кабинете, скинув рубашку, налив уже третий бокал виски, Альберт просто пил, стараясь заглушить свои мысли и утопить воспоминания, которые всплыли снова так некстати.
Он чувствовал присутствие девушки, слышал, как она тихо подошла, а потом, положив ладонь на его спину, провела по коже тонкими прохладными пальчиками.
– Почему крест?
Вика вела вниз по черным чернилам под кожей, по неровным краям, словно небрежно сделанной татуировки двух перекрещенных гвоздей. Голос тихий и сама она, будто что-то нереальное в его темном, пропитанном ненавистью мире.
– Потому что я виноват.
– Виноват в чем? – Вика на самом деле говорила, чуть дыша, боясь сделать и спросить что-то лишнее. Альберт непредсказуем, он может свести все на шутку, а при этом в его глазах будет боль.
– Человек, посланный Мироновым, пришел в наш дом, требуя назад проигранные Мироном деньги. Я думал, что помогу, что спасу их, но вышло все иначе. Мать Руса и моего отца убили, а на спине тот крест, который я несу, и по забитому гвоздю в крышку гроба каждого.
Вика старалась не плакать, но слезы снова сами текли по щекам, подошла ближе, прижавшись губами между лопаток Альберта, поцеловав крест. Она знала, как это - терять, но тогда была слишком маленькая, чтоб как-то помешать или спасти своих родителей.
– Помнишь, ты мне сказал, что я должна принять то, что было, просто принять. Но ты сам столько лет не можешь принять того, что случилось с тобой.
Альберт сделал несколько глотков прямо из бутылки, громко поставив ее на подоконник, девочка права, но он не мог физически сделать этого. Он жил своей ненавистью и планом мести, как Руслан жил боями, выплескивая в них свои эмоции.