Из груди вырвался стон, Вика отвернулась к стене, продолжая плакать, накрытая какими-то невероятными смешанными эмоциями.
– Ну, все, все, вставай, иди сюда, прекрати, потом от счастья поплачешь, как малыш родится, вместе с мальчиками. Выпей воды.
Вика медленно села, поправляя растрепавшиеся волосы, приняла бокал с водой, выпив его почти весь.
– Мальчики?
– Да, я же не слепой и вижу, что между вами. Но боже упаси Семену Марковичу давать советы и кого-то осуждать.
– Не говорите им. Никому из них. Пожалуйста, – Виктория схватила его за руку.
Мужчина снова начал пристально вглядываться в глаза Виктории, но ничего не ответил, лишь кивнул и встал с места. Нет, он не осуждал, но не одобрял ее молчания, было заметно.
– Пока Альберту делают все процедуры, сдай анализы, это не помешает. И приходи потом, я помогу, помогу как своей дочери. Слышишь меня? Не делай глупостей.
– Спасибо.
Виктория поправила одежду, вытерла слезы, они вместе вышли в коридор и не успели пройти несколько метров, как услышали громкий женский визг, лай и шум.
– Ганс! Ганс, прекрати! Иди ко мне!
Молоденькая медсестра случайно открыла подсобку, пес вырвался и начал носиться по клинике, всех пугая, ища хозяина.
– Иди ко мне, вот так, хорошо. И чего ты устроил переполох? Мало того, что убежал с парковки, так еще тут всех поднял на уши. Ну что такое мой хороший? Я здесь, скоро поедем домой.
Ганс виновато уткнулся Виктории в руку, сев на пол. Охрана топталась рядом, персонал смотрел удивленно, Семен Маркович хитро улыбался. Эта девочка приручила не только зверя на четырех лапах, а еще двух запутавшихся и заблудившихся в своей жизни мужчин, только они еще сами не знают этого.
ЧАСТЬ 42
Виктория никак не могла заснуть, ходила по комнате, смотрела в темное окно, даже свет не включала. В голове сотни мыслей, как бы она ни думала и не анализировала, все сводилось к тому, что нельзя говорить мужчинам о беременности.
Приложила руки к еще плоскому животу, ведь на самом деле и не догадывалась, сделала тест и забыла, даже расстроилась тогда. А вот сейчас надо принять правильное, но такое сложное решение.
Да, они имеют право знать о ребенке, но Вика не могла даже представить их реакцию на эту новость. Как они отреагируют? Как поведут себя? Первое, что приходит в голову, что Альберт, который с холодной прагматичностью рассчитает все на годы вперед, посадит ее здесь, оставив вечно жить в этом номере. Оберегая и охраняя от всех своих врагов, подавляя любую свободу, не в жесткой форме конечно, он умеет это делать красиво, манипулируя и убеждая. Но не заставят же они ее избавиться от ребенка? Нет, такого быть не может.
Вика привыкла к ним, прикипела всем сердцем, таких эмоций у нее не было никогда, и дело не в сексе, а в том, что она чувствует к этим мужчинам. У нее даже нет сомнения, что это неправильно, любить сразу двоих. Она любит их, любит их ребенка. Это ведь так просто.
Распустила волосы, погладила пальцами камушки на заколке, что ей подарил Руслан. Да, она любит их, нет никакого смысла говорить об обратном, в жизни ведь может случиться разное, даже так, полюбить мужчин, совершенно не подходящих ей, тех, кому ее проиграли в карты, тех, которые взяли ее против воли.
Разве такое возможно?
Но Вика понимала, что возможно.
Вытерла слезы, сейчас совсем не время плакать и сожалеть о своих чувствах. Надо думать о ребенке и себе, о своем шатком положении, о муже, который обещал, что она все равно будет с ним. При воспоминании о нем становилось страшно, Вика понимал его бешеные глаза, расширенные зрачки и нож, что упивался в ребра.
А если он узнает про беременность? Ведь они живут в одном городе? Что теперь, подаваться в бега, скрываясь и прячась ото всех? От Альберта и Руслана, их врагов, которые могут начать мстить? Ведь сегодня, там, на парковке, могло отказаться два трупа, если бы не Ганс. Прятаться от Антона, который по праву мужа может вернуть ее обратно, и никто его не остановит. Это ведь не жизнь, это мука и постоянный страх.
– Вика? – девушка вздрогнула, посмотрела в темноту, у открытой двери стоял Руслан. – Почему не спишь?
– Не могу, так много мыслей.
– Ты плакала?
Руслан подходит, опускается на корточки перед креслом, в котором она сидит, в комнате совсем темно, но глаза уже привыкли, и он видит, подняв лицо Виктории, как блестят от слез ее глаза, скользит большими пальцами по мокрым щекам.
– Не плачь, все хорошо, не представляешь, как я испугался, что тебя могли задеть. Так страшно знать, что ты ничего не можешь сделать.