– Долго еще будешь жалеть себя и оправдывать? Ты отпустил ее, отпустил я, потому что поверил тебе. Что дальше, брат? – крикнул так, что стекла задрожали, а Ганс гавкнул.
– А ты думаешь, мне было легко? Мне, сука, так просто и легко? Да я кусок сердца своего черного вырвал и выкинул, чтоб только она жила спокойно, жила счастливо, жила в своем мире!
Отвечает криком на крик, поднимается, отшвыривая бокал, смотрит на Руслана.
– Тогда что дальше?
– Вот и я думаю, что дальше? Надо завязывать с этим дерьмом.
Руслан удивился такой перемене настроения Альберта, вот совсем недавно он был в стельку пьян, гнал невесть что, а сейчас смотрит трезво. Злой, решительный, но бледный, с синяками под глазами.
– Тебе надо в больницу, очень хреново выглядишь для решительных действий.
– Да, зови Тимура, в больничку, а потом к юристам, но сначала душ, помоги снять это дерьмо.
Руслан начал разбинтовывать ставшую грязной со временем повязку, кровь давно впиталась в нее и прилипла к коже. Альберт терпел, скрипел зубами.
– С ней все хорошо сидит дома, гуляет. Парни присматривают, недавно выкидывала вещи Антона на помойку, забавная такая, тащила пакет, ребятам пришлось помочь. Что ты так смотришь? Думал, я просто так отпустил и забыл? Охраняют, сказал, в асфальт закатаю если что случится, хотя надо завязывать с этими методами.
– Что с Мироном?
– А вот с этой сукой мы скоро поговорим, он там нам должен до хрена всего, плюс покушение, того киллера нашли, но уже мертвого. Вот с юристами и поговорим, позвони Юрию, назначь встречу, он же там самый главный финансист, подтирающий дерьмо за папашкой и всей семейкой.
Стоя под душем, Альберт снова думал, кажется, его мозг не отключался ни на секунду. Кровь стекала по спине и груди, но эти пять дней нужны были ему, именно здесь, в этой комнате с рисунками Виктории, с тем тонким ароматом яблока, что еще хранили ее вещи, чтоб понять - так жить дальше нельзя.
Девочка права, жить местью - это вовсе не жить. Но он вернет ее, любыми путями вернет, надо будет в ноги упадет, в ЗАГС утащит, только надо разгрести все то дерьмо, в котором они живут.
Несколько часов в больнице, ворчание Семена Марковича, странные намеки и пожелания не обижать Викторию. А вот дальше начались своим мистические дела.
– Юрия нигде нет.
– Как это, нет? Он что, тоже сдох, и нам об этом забыли сказать? Прикопали рядом с Антошкой в братской могиле? Хотя им надо семейный склеп сразу заказывать.
– Не отвечает ни на один телефон, в офисе его видели неделю назад. И ищем его не мы одни, там целая очередь из интересных ребят.
Телефонный звонок прервал разговор мужчин.
– Ты ведь хочешь сыграть, как твой отец, рискнуть всем? – голос низкий и хриплый, мужчина закашлял.
– Он честно выиграл, – Альберт повел подбородком, узнавая того, с кем разговаривает.
– Да, конечно, честно выиграл кучу моих денег, которые так и не нашли.
– Почему ты решил, что их не нашли?
– Хм, – мужчина засмеялся, но как-то горько. – А ты умнее своего папаши.
– Умнее, и если ты, Мирон, хочешь остаться без всего, то да, давай сыграем. «Но играем по-серьезному», – сказал жестко, смотря перед собой, перебирая пальцами потертую фишку.
Мужчина снова закашлял, послышалось бульканье, глотки.
– И да, киллеров больше посылать не надо, гиблое дело.
– Все шутишь, шутник, твой папашка тоже любил шутить. В невестку мою уже наигрались?
А вот тут Альберт поднялся, сжал фишку в кулак, отошел к окну, все собравшиеся смотрели только на него, стояла гробовая тишина.
– Ты, тварь, даже думать о ней не смей, я лично пузо тебе вскрою и кишки на шею намотаю. Сутки, у тебя есть сутки, собирай деньги. Через сутки игра.
Альберт отключился, приложил ладонь к груди, плечо заныло снова, хоть и кололи обезболивающее.
– Рус, скажи парням, пусть привезут белку. Нет, поезжай сам, они только испугают ее.
ЧАСТЬ 45
Прошло пять дней. Пять каких-то бесконечных и долгих дней, в течение которых Виктории постоянно пыталась себя чем-то занять. Но руки опускались, она просто садилась, смотрела в одну точку и не могла ни о чем думать, кроме двух мужчин и собаки, оставленных в «Раздолье».
Даже Тимур, который снова привез ее домой, смотрел с сожалением. Хорошо, что Ганс не видел, как она уезжала, и не кинулся следом, это было бы совсем невыносимо. А потом был знакомый дом, подъезд, квартира, было страшно заходить в собственный дом.