Ронни успела только кивнуть. Вспышка заставила ее зажмуриться. Конечно, это репортеры. Слетелись, как мухи на дохлятину. Или как стервятники. Стервятники везде вынюхивают смерть, а стервятники от прессы вынюхивают сенсации.
– Нет!
Она вскинула руку, стараясь защититься от вспышек фотоаппаратов. Некоторое время назад Ронни точно таким же жестом – и столь же безуспешно – пыталась защититься от выплеснутой ей в лицо краски. Воистину ирония судьбы.
Оба раза ей не удалось защититься от насилия.
– Миссис Ханнигер, расскажите… Она не услышала окончания фразы. Они наседали, прижимая ее к раковине. Ронни отступила и больно ударилась копчиком о ее край. Желудок ее снова болезненно сжался, колени подогнулись. Вспышки слепили ее со всех сторон; они почему-то показались ей похожими на фейерверки на гуляниях в День Четвертого июля. Слова гремели у нее в ушах, но их смысл оставался неясен для нее. Они загнали ее в ловушку, как охотники загоняют зверя.
– Ронни, боже мой, как ты?.. Может, вызвать “Скорую”?
Tea потрогала платье Ронни, сразу же отдернула руку и уставилась на красное пятно на пальце.
– Нет, – прошептала Ронни пересохшими губами. – Все нормально.
А фотоаппараты все щелкали. Вопросы репортеров звенели все громче, все настойчивее.
– Миссис Ханнигер, нам очень жаль…
К ней с извинениями приблизился служащий ярмарки. За его спиной вдруг вспыхнул мощный прожектор и ослепил ее.
– Нет, пожалуйста…
– Оставьте ее в покое! – выкрикнула Tea, поворачиваясь к репортерам.
– Миссис Ханнигер, объясните, что произошло!
Еще один настырный журналист. Тоже с фотоаппаратом.
Ронни покачала головой. Ей хотелось исчезнуть, сбежать, но путь к бегству был отрезан. Она в ловушке. Она окружена.
– Я не могу…
– Пожалуйста, оставьте ее в покое, – повторила Tea, стараясь перекричать толпу.
– Это краска?
– Как по-вашему, что означает красный цвет? Не считаете ли вы, что цвет краски имеет особое значение?
– Вы с ней знакомы?
Они атаковали ее вопросами. Ронни чувствовала себя так, словно ее публично раздевали. Всем им уже известно, что именно случилось, завтра во всех газетах появятся сенсационные репортажи, и в каждом из них будет фигурировать слово “шлюха”.
Невыносимо. Ронни чувствовала, как дрожат ее губы, и ничего не могла с этим поделать.
– Так, господа, хватит! – раздался над ее ухом мужской голос. Тягучий южный выговор никуда не делся, но сейчас в голосе Куинлана звучали суровые, повелительные нотки. – Миссис Ханнигер сейчас не может с вами беседовать. Позднее вы получите ответы на все интересующие вас вопросы.
Куинлан решил взять командование парадом на себя. Он растолкал всех и встал перед Ронни, лицом к журналистам. Несколько толчков, гневный взгляд, повелительный тон – и враг стал отступать. На протесты Tea и самой Ронни репортеры не обращали внимания, а Куинлана, похоже, игнорировать не могли. Почему? Неужели только потому, что Куинлан – мужчина? Ронни отогнала от себя подобные мысли. Какая разница? Достаточно того, что он со своей задачей справляется.
Ронни напомнила себе, что Куинлан сейчас работает на нее. Точнее, на избирательную кампанию Льюиса. Еще полчаса назад она мысленно проклинала его, теперь же чувствовала к нему искреннюю благодарность.
– Никаких съемок! – неожиданно рявкнул Куинлан.
Ронни глянула поверх его плеча и увидела, как в дверь туалета протискиваются Кристин Гвен из местных теленовостей и оператор с камерой. Эта блондинка тридцати с лишним лет обладала отличным нюхом на кровь и считалась на телестудии города Джексона главной акулой.
– А вы кто такой? – воскликнула Кристин, жестом указывая оператору, с какой точки лучше вести съемку. Внезапно ее тон переменился: – Если не ошибаюсь, вы, кажется, Том Куинлан? Разве вы теперь работаете на сенатора Ханнигера?
Толпа журналистов немедленно загудела, опять защелкали затворы фотоаппаратов. Резким движением головы Куинлан показал, что не намерен отвечать. За его спиной Ронни вдруг показалась себе очень маленькой и хрупкой.
– Прощу очистить помещение, – распорядился Куинлан, обращаясь к одному из полицейских.
Тот кивнул, и его товарищи начали оттеснять репортеров.
– Это общественное место, – возразила Кристин.
– Вы правы, мэм, но мы вынуждены попросить вас покинуть помещение, – ответил один из полицейских, наступая на нее. – Просьба ко всем выйти.
– Вам известно, что у нас в стране свобода прессы?
С этими словами один из репортеров нацелился объективом на Ронни, но Куинлан ловко загородил ее.
Другой репортер громко запротестовал:
– Вы не выгоните нас! Общественность имеет право знать подробности!
– Билл, камера работает? – раздался пронзительный голос Кристин.
Оператор, по-видимому, ответил утвердительно, так как Куинлан пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и повернулся к Ронни.
– Бесполезно. Надо смываться отсюда.
Прошептав ей на ухо эти слова, Куинлан стянул с себя пиджак и набросил ей на голову. Ронни не стала возражать, понимая, что таким образом ее защитник спасает ее от глаза телекамеры.
Сегодня на всех телеэкранах штата появится ее белое, искаженное от страха лицо.
– Миссис Ханнигер, скажите, пожалуйста, что вам крикнула та женщина? – услышала она голос репортера, доносившийся от входа.
– Шлюха! – немедленно отозвался другой репортер.
Воцарилась напряженная, неловкая тишина. У Ронни все оборвалось внутри. Эта омерзительная история сорвет избирательную кампанию. И Льюис в своем провале будет винить ее.
– Мы не разобрали слов, – попыталась вмешаться Tea, но голос ее прозвучал так неубедительно, что никто не обратил на нее внимания.
– Я все слышала. – Роза выступила вперед. – Все правильно, она крикнула: “Шлюха!”
– Вы были на месте?
Репортеры немедленно занялись Розой. Кристин отдавала приказания оператору, одновременно отбиваясь от полицейского, пытавшегося вытолкать ее наружу.
– Вы готовы к побегу? – спросил Куинлан, наклонившись к Ронни.
Момент действительно был удобный, Роза отвлекла на себя журналистов.
Ронни взглянула на Куинлана из-под полы его пиджака. Колени ее дрожали, и она страдала от нового приступа тошноты. В нормальных обстоятельствах она захотела бы прилечь. Но сложившаяся обстановка была далека от нормальной, и Ронни была готова на все, лишь бы оказаться отсюда подальше. Если для этого требуется бежать, она согласна.
Она кивнула.
– Идемте, – скомандовал Куинлан.
Слегка обняв ее за плечи, он торопливо вывел ее из туалета, вывел туда, где она оказалась вне поля зрения камеры. Это не стоило ему никаких усилий, если не считать нескольких точно рассчитанных толчков.
Почувствовав жаркое дыхание солнца на коже, они побежали. Уже через несколько секунд вся свора мчалась в погоню.
ГЛАВА 5
– Спасибо вам, мистер Куинлан.
– Пожалуйста, миссис Ханнигер.
Он повернул голову и улыбнулся; морщинки в уголках глаз разбежались веселыми лучиками. Ронни улыбнулась в ответ.
Принадлежащий Куинлану кремовый “Бьюик-Регал” последней модели с обитыми коричневым велюром сиденьями мчался прочь от Нешобы посреди залитых солнцем зеленых полей. Но мчался он на восток, тогда как Джексон остался на западе.
– Простите, но мне кажется, вам следует знать, что мы едем по неверной дороге. Если вы, конечно, везете меня домой.
– Я везу вас не домой.
– Да?
Ронни удивленно вскинула голову.
Между сиденьями лежала кучка скомканных бумажных полотенец со следами красной краски. Оказалось, что в отделении для перчаток Том Куинлан возит бумажные полотенца. В течение первых нескольких минут пути Ронни старательно стирала с кожи краску, не обращая внимания на дорогу.
– Угу.
– Почему?