Меня передёргивает от отвращения от одних только слов. Но то, что он отпускает меня – радует. Значит, пока меня не тронут. А утром, может быть, найдут и спасут.
Бык и Рыба провожают меня в комнату.
Я на негнущихся ногах дохожу до кровати, падаю на неё, сворачиваю калачиком и даю волю слезам.
Мне страшно, одиноко, больно от осознания, что меня могли предать. Могли кинуть в пасть к Зверю.
За что, Кирилл? За что? Это – твоя месть, что я не влюбилась в тебя? Твой урок мне?
Реву, не сдерживая слёз, которые отравой льются по щекам, обжигая кожу.
Ах, отец, как же ты ошибся, утверждая, что нашёл мне мужа, с которым я буду счастлива и в безопасности. Как же ты ошибся, папа!
И меня утаскивает в воспоминания о том дне, когда родной отец толкнул меня в пропасть…
Глава 3 (1)
Два года назад
Я смотрю на своего отца и не могу поверить, что это он. Такой любящий, дрожащий над своей «принцессой» – ведь я единственный поздний ребёнок. Папа всегда разрешал мне всё, прощал любую шалость. А тут – мой осознанный выбор…
– Значит, колледж ты заканчивать не будешь? – ещё раз уточняет он.
– Я уже сказала, – взвиваюсь, – нет, не буду. Не вижу себя учителем младших классов. Хочу быть флористом. А для этого мне надо поехать в школу «ЭФдизайн» в Москву. И я поеду, потому что мне уже девятнадцать лет и я…
– Ты никуда не поедешь! – резко и строго отрезает отец.
Для сегодняшнего разговора он даже надел военный китель со всеми наградами. Форма подчёркивает благородную седину у него на висках и оттеняет строгие правильные черты лица.
Я всегда гордилась отцом и горжусь. Лётчик. Боевой генерал. Мама до сих пор влюблена в него, как девчонка.
Я тоже всегда даже немного хваталась перед подружками и одноклассницами: вот мой папа! настоящий герой! он на большом военном самолёте летает.
Папа всегда меня баловал, впрочем, как и маму.
Знаю, он очень любит нас. Зовёт «мои драгоценные девочки». Папа всегда был для меня идеалом мужчины. В детстве я мечтала, что мой муж будет таким же – смелым, сильным, красивым.
Но теперь я выросла, у меня другие планы и красивая мечта. Поэтому отповедь боготворимого мною отца задевает особенно.
Вскидываю голову и, пронзая взглядом, спрашиваю:
– Почему?
Меня просто опаляет злостью. Как он может?! Мало, что я поддалась их с мамой уговорам и поступила в этот дурацкий педагогический колледж, лишь бы остаться в нашем городе, так теперь мне ещё запрещают получить профессию мечты! Немыслимо! Я уже совершеннолетняя, мне больше не семнадцать, я могу уехать, куда хочу.
Это и выпаливаю родителям – мама, кстати, тоже здесь. Сидит в стороне, листает журнал и не вступает в разговор. И это – моя нежная обожаемая мама?! Кто-то подменил мне родителей?!
Но в конце моего выступления мама всё-таки вскидывает голову и бросает на меня чуть ироничный взгляд.
– Дарина, милая, – ласково произносит она, – уехать ты, конечно, можешь. Дело нехитрое, но как жить будешь? Ты же, дорогая, уверена, что деньги растут на деревьях вместо листвы. А в столице средства сквозь пальцы утекают, поверь мне.
Отец подходит к креслу, в котором сидит мама, одной рукой опирается о спинку, другой – берёт холёную мамину ладошку и подносит к губам.
Мама смотрит на него с нежностью и любовью.
– Нет, Марусенька, – воркующим тоном произносит он, заправляя ей золотистый локон за маленькое ушко, – никаких денег в неё не будет.
И это обо мне! В третьем лице! Когда я здесь!
Но папа продолжает, глядя только на маму, будто я внезапно стала прозрачной:
– Хочет ехать Москву покорять – скатертью дорога. Только финансировать её безумства я не собираюсь. А потом знаем мы, чем такие поездки заканчиваются. Я, конечно, приму внука, даже если он будет незаконнорожденным, – и тут отец поворачивается ко мне, и я замечаю печаль в его глазах: – но тебе, Дарушка, зачем нужна искалеченная жизнь?
Фыркаю и даже подпрыгиваю на месте:
– То есть, принять твой вариант – это не искалечить себе жизнь?
Вообще папа начал разговор с того, что сын его друга – некого Владимира Петровича Тихомирова; известного дипломата, между прочим? – попросил моей руки.
Ну да – в моей семье так говорят «незаконнорожденный ребёнок», «попросил руки» – будто мы не в двадцать первом веке живём.
– И что? – отозвалась я, чувствуя, как в груди вскипает волна негодования и протеста.
– Я дал ему своё согласие, – буднично отозвался отец.
– Феерично! – возмутилась я. – А моим согласием ты не подумал озаботиться?!