— Так, значит, ты так счастлива всего лишь потому, что тебе смахнули крошки с барского стола, — сказал он с кривой усмешкой.
— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросила Фифи. — Моя мама и правда вела себя очень мило!
— У нее не было другого выхода, потому что иначе она не узнала бы всю подноготную этого убийства и не проверила, как мы живем. Могу побиться об заклад, сейчас она рассказывает твоему отцу, что практически уговорила тебя вернуться в Бристоль и что как только ты туда вернешься, избавиться от меня — это просто дело времени.
— Не будь таким злым! — возмутилась Фифи. — Ты что, не можешь просто порадоваться тому, что она хочет помириться с нами?
— Нет, потому что я в это не верю, — ответил Дэн. — Ты сама сказала, что сначала твоя мать вела себя надменно. Она смягчилась, только когда ты рассказала ей о всей той грязи через дорогу. Ты сказала ей, что мне надоели твои разговоры об убийстве, и она сочла, что наши отношения дали трещину.
— Ерунда, — возмущенно возразила Фифи.
— Хорошо. Поживем — увидим, — сказал Дэн. — Могу поспорить, что через пару дней твоя мать пришлет тебе письмо и пригласит к себе на выходные. Она объяснит это тем, что им с отцом хочется некоторое время побыть с тобой, или чем-то в этом роде.
Фифи ушла в спальню. Она решила, что на самом деле Дэн просто ревнует. Он чувствовал себя увереннее, когда кроме него ей не к кому было обратиться за помощью.
Фифи лежала на кровати и читала журнал. Дэн не входил к ней больше часа. Когда он наконец появился, то на его лице сияла широкая улыбка.
— Ну и кто у нас теперь надулся? — поддразнил он ее.
— Я не дуюсь, — беззаботно сказала Фифи, хотя на самом деле до сих пор сердилась на него.
Дэн поймал ее босую ногу и пощекотал пятку, заставив рассмеяться.
— Я запрещаю тебе дуться, — произнес он. — Пойдем в паб, отметим прощание с твоим гипсом.
— А что здесь такого особенного? — спросила она.
— Ничего особенного, но ты постриглась и так замечательно выглядишь, что я ищу способ извиниться за все, что тебе наговорил. Кроме того, мы с тобой давненько никуда не выходили.
Фифи не могла долго на него сердиться. Стоило ей только взглянуть на это красивое улыбающееся лицо, темно-карие глаза и резко очерченные скулы, и она позволяла Дэну вить из себя веревки.
— Отлично. — Фифи встала с кровати, надела туфли и подкрасила губы. — Но если ты еще раз скажешь что-нибудь о моей матери, я сразу уйду домой.
Переступая порог паба, Фифи смеялась. Дэн всю дорогу изображал Стэна, в точности передавая его унылое выражение лица, как у бладхаунда, неуклюжую походку и акцент.
— Приятно видеть, как симпатичная девушка смеется, — сказал Джонни Милкинс, сидевший возле барной стойки, поворачиваясь к ним, чтобы взглянуть на Фифи. — Расскажи нам, что тебя так развеселило, я тоже хочу посмеяться.
В пабе было немноголюдно — всего лишь пятнадцать или шестнадцать посетителей. Но по средам тут часто было мало народу.
— Дэн изображал Стэна, — сказала Фифи. Она подергала Дэна за рукав. — Давай, изобрази его для Джонни.
На лице Дэна появилось соответствующее выражение.
— Я не пойду в «Стрелок», пока вся эта шумиха не утихнет, — произнес он, великолепно скопировав польский акцент. Затем Дэн направился к стойке размашистой неуклюжей походкой Стэна.
Джонни взревел от хохота. Его огромный живот, нависающий над брюками, колыхался, как желе.
— Ну прямо умора, — проговорил он сквозь смех. — А ты можешь еще кого-нибудь изобразить?
— Я бы и тебя изобразил, если бы нашел достаточно большую подушку, чтобы подложить ее под рубашку, — ответил Дэн.
Джонни снова рассмеялся, похлопал Дэна по спине и настоял на том, чтобы угостить их выпивкой.
Фифи нравился Джонни. Он был огромным во всех смыслах этого слова — ростом под два метра и весом около ста двадцати килограммов. Волосы у него уже начали седеть, но оставались густыми, как щетка. Темный загар, приобретенный во время работы на свежем воздухе, и живые синие глаза делали его привлекательным, несмотря на большой живот.
Это он заявил, будто знает одного из полицейских, и рассказал о чистой простыне, которой кто-то накрыл Анжелу.
Дэну Джонни тоже нравился. Дэн говорил, что человек, который носит на шее и на пальцах половину золотого запаса Англии и живет в квартире, обставленной, как у британского посла, просто обязан быть несколько толще остальных.
— Вы обычно не заходите в паб посреди недели, — сказал Джонни, подмигивая Фифи. — У вас какой-то праздник?
— Завтра мне снимают гипс, — ответила она. — Жду не дождусь, когда это случится. Рука под ним ужасно чешется. Мне приходится пользоваться вязальной спицей, чтобы хоть немного облегчить свои страдания.
— Тебе придется сидеть, высунув руку из окна, чтобы она загорела, — сказал Джонни. — Однажды моя жена тоже сломала руку. Я чуть не умер от смеха, когда с нее сняли гипс. Я сказал ей, что она могла бы составить конкуренцию загримированным под африканцев белым певцам, поющим негритянские песни.
— Я буду носить одежду с длинными рукавами, — сказала Фифи. — Или намажу руку коричневым кремом, как делали когда-то в войну.
Пропустив первый стакан, Джонни начал рассказывать разные смешные случаи, связанные с его работой по сборке строительных лесов, в том числе и забавную историю о том, как один из рабочих лег позагорать во время обеденного перерыва на высоте третьего этажа, заснул и свалился вниз.
— Он в рубашке родился, — засмеялся Джонни, — упал прямо на кучу песка. Ни одной царапины!
Они уже сделали по третьему заказу, когда Фифи спросила Джонни, начали ли Фрэнк со Стэном снова посещать паб.
Друзья перестали здесь появляться, с тех пор как их вызвали в полицию на допрос. И не только они. Майка Скиннера из дома номер семь, Ральфа Джексона, который жил на верхнем этаже в одном доме с Иветтой, и Джона Болтона из тринадцатого дома тоже давно здесь не видели. Все они в прошлом несколько раз посещали дом номер одиннадцать и играли там в карты, и всех их вызывали на допрос. В день накануне убийства никто из них не был у Маклов, но все теперь так ненавидели Альфи и Молли, что любые связи с ними не приветствовались.
— Разве вы не слышали о Стэне? — удивился Джонни. — Я думал, вам об этом известно, раз Дэн его пародировал.
— А что с ним случилось? — спросила Фифи.
— Его снова вызывали копы.
— О, ради бога! — воскликнула Фифи. — Почему они не могут оставить его в покое?
— Какая-то женщина из Брикстона заявила, что он приставал к ее дочери, — сказал Джонни. — Странное совпадение: девочке семь лет, как и Анжеле. И в то утро, когда Анжела умерла, Стэна не было на работе. Он там так и не появился.
Фифи была настолько потрясена, что молча смотрела на Джонни, не веря своим ушам.
— Ты в этом уверен, приятель? — спросил Дэн, внезапно став серьезным и устыдившись своего поведения. — Я не могу поверить, что Стэн на такое способен. Его собственных дочерей убили во время войны.
— Да, я знаю, — кивнул Джонни, задумчиво потирая подбородок. — Я готов дать голову на отсечение, что Стэн скорее умрет, чем обидит ребенка. Но все свидетельствует против него. Он соврал, что был в то утро на работе и опустошал мусорные ящики в Брикстоне. И потом они с Фрэнком говорили о том, что хорошо было бы убить кого-нибудь из детей Альфи, чтобы подставить их папашу.
— Но это была просто неудачная шутка, неужели непонятно? — возмутилась Фифи.
— Я больше всех хочу, чтобы Альфи за все ответил, — сказал Джонни, оживленно жестикулируя. — Я ненавижу этого ублюдка. Парни из участка уверены, что он проделывал это со всеми своими дочками, так что никто не даст ему выйти сухим из воды. Но если Анжелу убил не он, тогда это сделал кто-то другой. И копы хотят повязать настоящего убийцу.
— Конечно, это сделал Альфи, — нетерпеливо произнес Дэн. — Это же ясно как божий день.
— Ты говоришь так, потому что хочешь в это верить, — сказал Джонни. — Мы все хотим.
— Это мог быть кто угодно, только не Стэн, — упрямо заявила Фифи. — Я уверена.