Так, теперь пленник. Блинчики-оладушки! Связанная, избитая оказалась молоденькой девчушкой в разорванной одежде. Мужская одежда, гражданская, штаны, перехваченные простой верёвкой, несуразный, замызганный тёмно-серый пиджачок на несколько размеров больше. Явно с чужого плеча. На пугале огородном одёжка лучше. На ногах у неё немецкие ранцы были навалены, ноги босые. Ботинки из-под девчонки торчат тоже убитые наглухо. Заметил: ступни маленькие, и мокрая она вся, на дне же лежит, ближе к корме, головой чуть не под кормовой банкой.
Чёрт, там же воды больше всего! Не задохнулась бы. Чуть повернул. Не, вроде дышит. Голова разбита, на скуле синяк наливается, видно, досталось девчонке неслабо. Руки связаны за спиной, а ноги – в лодыжках. Сразу разрезал верёвки. Перевернул девушку на спину, пристроил поудобнее, чуть приподнял голову и подсунул под затылок одну немецкую куртку.
Теперь немцы. Куда бы вас пристроить? Закапывать? Это я сдохну на земляных работах. Да и времени на это уйдёт немерено. Пожалуй, пора вам, ребята, купаться. Стащил все шесть трупов в воду, связал ноги их собственными ремнями. Жаль, конечно, ремни кожаные, на век сделанные. А что делать? Придётся идти на некоторые материальные жертвы. Стянул верёвкой все шесть трупешников, состряпав нехилую гирлянду, за другой конец верёвки привязал приличных размеров булыжник и перетащил его на кормовую банку.
Ну, вроде всё? Быстро осмотрел развороченный на берегу песок – точно всё! – и столкнул лодку в воду. Сказал бы я вам, товарищи фашистские гадины! Поменьше корабль пригнать было нельзя? Она же на четыре весла. Оглядел гладь нехилого озера. До ближайшего островка километра полтора. Сдохну я на вёслах. А куда деваться-то? Два весла скинул в лодку и не торопясь почапал, с трудом ворочая этими неподъёмными колодами. Хорошо, что ветерок небольшой и почти в сторону острова дует, подправлять приходится, но терпимо. Я даже приноровился. Нет, опять не я, сержант этот. Опять как в голове тренькнуло, расслабился я мысленно, и тут же тело как будто само заработало. Заработать заработало, но два с половиной часа с небольшими остановками помахать вёслами пришлось.
Останавливался несколько раз. Первый – это когда отправил немцев изучать дно безымянного для меня озера. Ничего личного. Чем дольше их будут искать, тем лучше для меня лично. Заодно помоются ребята – хоть какое-то моральное удовлетворение, а получил. Извращённое, но это опять выверт моего шарахнутого пулей мозга и, мне кажется, безмолвное одобрение сержанта.
Приполз на остров я уже на последнем издыхании. Подошёл с подветренной стороны, почти по глади, прикрываясь островом. Думал пристать здесь же, но благоразумие победило. Прошёл чуть дальше, ворочая вёслами из последних сил, и с другой стороны небольшого, как оказалось, островка обнаружил местечко для лодки между двух здоровых валунов. То, что доктор прописал.
Воткнулся. Весла, правда, вдоль бортов пришлось вытягивать, протискивая лодку между двумя большими камнями. Неуклюже выполз на берег, зачерпнув воды голенищем левой ноги. Холодна всё же водичка! Действительно не северный берег Чёрного моря. Вцепился в нос лодки и силой всего этого тренированного молодого тела вытащил лодку на берег, насколько смог.
В воду всё же пришлось зайти чуть не по пояс, иначе девчонку, так и лежащую в воде, из лодки было бы не вытащить. Взял её на руки – лёгонькая какая! – и понёс на берег. Здесь уютно, эта сторона пологая, черничник почти к самому берегу спускается. Поднялся повыше, положил девочку прямо на невысокие кустики вездесущей ягоды, за очередным большим булыжником, пристроил поудобнее, надёргал мха под голову. В сознание девчонка так и не пришла. Придётся её всё же раздевать, мокрая вся, да и перевязать надо.
Весь следующий час я этим и занимался. Сначала по-шустрому перетаскал всё из лодки наверх, скинул с себя гимнастёрку и нательное бельё, вытряхнул из вещмешка сухие портянки и надел немецкий камуфляж, приготовленный для себя ещё на том берегу. Да и хрен с ним, что он слегка в крови, я не брезгливый. Некогда мне его сейчас стирать.
После чего раздел девушку догола. Красивая, потрясающе сложенная девочка. Она синяя уже от холода, в воде же лежала, а сейчас на ветру. Не заболела бы. Чем её потом лечить? Антибиотиков здесь пока не придумали. Любая простуда на тот свет может отправить. Разделся сам и аккуратно, стараясь не задеть голову, накинул на неё свою нательную рубашку – она просто моим телом нагретая, – втиснул в штаны, замотал немецкой плащ-палаткой, а ступни ног – сухими портянками.
Так. Теперь её голова. Ну, это просто. Слава богу, не пробита! Чем же её так отоварили? Неужели прикладом? Вот уроды! Когда раздевал, ещё и на рёбрах нехилый синячище видел, и не один. Ногами пинали, что ли? Совсем озверели? Она же ребёнок практически.
Перевязал, уложил поудобнее у заросшего мхом валуна, чтобы не дуло, и пошёл, едва передвигая ноги, своим возросшим хозяйством заниматься. Устал всё же здорово. Сейчас полежать бы да костёр надо запалить, подарки немецкие разобрать, оружие почистить, чай поставить в немецком котелке. Работы ещё хватает, хорошо, девушку положил удачно. Здесь, за камнем, потише, я и костёр рядом запалил, благо остров не сильно маленький, как мне с воды показалось, и валежник есть, и пару брёвнышек сухих притащил.
Не заметил я, как девушка очнулась, по хозяйству крутился как заведённый. В одном немецком котелке у меня уже чай заваривался, я сразу в воду брусники с черникой растёр. Во втором вода только чуть подогрелась. У фрицев концентрат гороховый и колбаса сырокопчёная обнаружились, так что без горячего не останемся. Если эту колбасу в концентрат с водой покрошить, вкуснотища получится.
Увидеть, как она очнулась, я не увидел, а движение почувствовал. То самое, какое от неё ждал. Пистолет я у неё под руками положил в кобуре. Правда, без патронов, но она же об этом не знает. Вот и будет для неё проверка, а то окажется, что не того подобрал.
Не оборачиваясь, спросил:
– Чай будешь? Повернуться можно? – И не торопясь, не делая резких движений, обернулся. Разумеется, ствол прямо на меня смотрит. – Чай, спрашиваю, будешь? Вот и спасай таких, как ты. Глаза продрать не успела, а пистолетом в спину уже тыкает, и это вместо спасибо.
Словами пристыдить не удалось, но смутиться смутилась, углядела, во что она теперь одета. Аж вспыхнула вся.
Не давая сказать ни слова, добавил:
– Я раздел, мокрая вся была, боялся, простудишься. Успокойся, свои. Мои документы в кармане гимнастёрки, что на тебя наброшена. Моей гимнастёрки, кстати. – После чего отвернулся от неё и, перелив треть чая в третий котелок, протянул девушке.
Можно было бы и в кружку налить, немцы запасливые были. И кружки, и стаканчики складные, и шнапс у них был, но о котелок ещё и руки погреет, и остужать проще, и пистолет ей придётся положить. Вот и посмотрю, насколько она мне доверяет.
– Я тебя знаю, ты сержант Малахов, у тебя кровь на спине, – неожиданно сказала девушка.
Я свою гимнастёрку ей отдал, а на себя камуфляж одного из снайперов накинул, вот она и увидела дырки.
– Это не моя кровь, это бывшего владельца, – поправляя котелок на костре, сказал как можно небрежнее.
О как! Малахов-то у нас, оказывается, известный на всю округу малый. Так сказать, первый парень на деревне.
– Малахов-то я Малахов, только о том, что я Малахов, я сам только утром сегодня узнал, – не оборачиваясь, известил я девушку. – Меня вчера в голову ранили, так я утром очнулся в воде и как заново родился. Ни черта не помню. Кто я? Где я? Как туда попал? С кем? Потом на берегу десятерых бойцов нашёл и лейтенанта. Затем четырёх немцев убил, их друзья обиделись и стали в гости к себе звать, но мне удалось отговориться. Теперь вот ты попалась со своими кавалерами. Кавалеры твои нашу встречу не пережили, а как лодку стал осматривать, тебя нашел. Не выкидывать же? Так мы с тобой и встретились. Тебя как зовут? – неожиданно задал вопрос, сменив повествование на закамуфлированный допрос.