Бесконечные созвездия в те годы казались ему недосягаемыми. Не вообще, а персонально для него. Ему было семнадцать лет, и он учился на первом курсе в Академии Космического Поиска. У них был семинар в Прибалтике по инопланетной флоре. Его вдруг окликнула девушка. Она стояла на песчаном откосе у сосен. На ней было платье, расшитое бабочками.
— Эй, подай руку! Я спрыгну. — Было невысоко, но она боялась зацепиться за корни, обнажившиеся в песчаной почве. Под пасмурным небом пляж казался серебряным. Было прохладно, близилась осень, и никто уже не купался. Лишь редкие отдыхающие, любители северного солнца, которого в этот день и не было, иногда ещё сидели тут в шезлонгах.
Невдалеке за соснами возвышался кристалл-многогранник, умышленно неправильной формы, как окаменевший наплыв несоразмерно огромного янтаря, только янтаря лишь по видимости. Здание поражало своей нелепостью, но иным нравилось именно нарушением канонов геометрии. В нём и разместились прибывшие на короткое время студенты. Он вспомнил, что видел её в кафетерии на крыше, где обитатели гостиницы пили кофе и соки, и она впорхнула туда, подобная диковинной бабочке. Он запомнил её загорелые стройные ноги.
— Купаешься? — спросила она.
— Нет. Холодно.
— А я купаюсь. Я не боюсь холода. Я гиперборейская принцесса. — Девушка засмеялась своей шутке, сбросив платье, и бабочки как живые, волнуясь крыльями, упали на песок. — Холодное купание закаляет. Продлевает юность. Сколько мне думаешь? — Она стояла в купальнике под цвет северного моря, зеленовато-серебряном, и казалась отлитой из стекла, когда брела по мелководью, чтобы сделать заплыв.
Искупавшись, она села и стала растирать ноги грубым полотенцем. Он не мог оторвать глаз от её движений, хотя и не был нахалом. Она, следя искоса, сказала:
— Знаешь, мне сколько? Больше тридцати.
Антон присвистнул, — Я думал восемнадцать, — сказал он искренне, — думал ты первокурсница, как все. Ну, или чуть постарше…
— Я тут на пару дней. С коллегой прилетела. Он остаётся, а я нет. Опять волосы растут на ногах. Эпиляцию делать надо. Я по старинке предпочитаю в организм не вмешиваться. Пусть растут. Когда надоедает, делаю эпиляцию. Считается, что подобная кожа обладает повышенной чувствительностью, в том самом смысле… — но объяснять она не стала.
Антону казалось красивым, что её ноги подобно персику были покрыты пушистыми волосками:
— Мне нравится. Оставь.
— Ты второй человек, кому это нравится.
— Кто первый?
— Муж. Но бывший. Хотя у меня есть и настоящий.
— Потрогать можно? — спросил он.
— Валяй, — разрешила она добродушно.
Он провёл по её ноге, стряхивая песок с длинной лодыжки, — Красивая вы.
— Ты тоже ничего. С девчонками дружишь?
— Нет, — признался Антон.
— Сразу видно, что ты маменькин сынок, — сказала она, но ласково и не обидно.
— Я хочу дружить, если только возникнет что-то подлинное, настоя… — и смущенно застрял на середине слова, удивляясь своему доверию к незнакомке, — …ящее.
— Ящее? Вещее, может быть? Молодец, — похвалила она, — я тоже могла только по любви, не как все, ну большинство.
Тело было юное, точёное, Антон не верил ей. Разыгрывает?
— Приходи вечером на крышу. Будем с тобой дружить, пока я здесь. Хочешь?
Ещё бы он и не хотел!
— Ты милый очень.
Вечером она пришла в кафе в том же платье, расшитом нимфалидами. И так шло ей её платье, и так странно было думать, что ей за тридцать. Знакомые смотрели с удивлением, тихоня поймал неизвестную тут никому бабочку. Волосы были заплетены в какую-то архаичную причёску, похожую на ту, с какой изображают кельтских фей в экранизациях легенд. Они были лёгкие и светлые, как песок на пляже, без малейшего оттенка желтизны.
— У тебя есть дети? — спросил он.
— Сын. Принц Артур, — ответила она, смеясь. — Почти взрослый.
— Принц? — не понял Антон.
— Ну, я же принцесса, — опять шутила она, — забыл? — а про мужа ничего не сказала, но всё рассказала потом.
Он был лучший на планете Земля. Для неё, понятно, а не вообще. Она была с ним счастлива.
— А он? — спросил Антон.
— Вот бы и узнать? — ответила она. — Как думаешь, будь он со мной счастлив, он бы улетел?
Антон не знал ответа на её вопрос. Ведь и сама она не знала ответа. Он скиталец по жизни. Для неё он потерян. Навсегда. Она не могла любить других много лет.