«Хочешь сказать, что он и есть тот, кто сотворён из звёздного света? И она дала заявку, что тоже создана из звёздного света», — тут я нервно засмеялась, настолько был нелепым наш разговор.
Он серьёзно: «Она и есть тот самый случай, когда происходит падение звезды в глину. И тебя она обозвала глиняной куклой только из чувства зависти к твоей русской северной красоте. Никто из тех, кто тебя окружает, такой девушки не достоин. Ты реальная гиперборейская принцесса. Только ради тебя одной я и притащил их всех сюда. Чтобы показать тебе всю эту красоту. А это, чтобы ты знала, закрытая территория. И вот так запросто притащить сюда недорослей — будущих аграриев земных и околоземных купольных оранжерей не каждый бы и смог. Эта страна, а она по масштабу реальная уже страна, открыта для доступа только тем, кто причастен к особым структурам Земли. Для чего, спросишь, я их всех сюда приволок? Ты бы одна со мною сюда не полетела. Ты же боишься меня как реального дракона. Но у меня нет звериной пасти, потому и опаляющий огонь тебе не страшен. А вообще, я потрясён твоей эрудицией».
Я была потрясена. Его признанием. Ведь до этого случая хуже, чем ко мне, он ни к кому в нашей группе не относился. Цедил каждое слово так, словно одаривал некоей вселенской тайной и щурил глаза, будто рассматривает меня под микроскопом. Будто ты что-то настолько и малое, никчемное, да вот навязали в обучение его превосходству. Сидишь с ним в игровом модуле, а он рассматривает так, как будто у меня вся кожа покрыта нечитаемыми иероглифами. И в глаза при этом не глядит. Вроде, глаз у меня и нет. Какие глаза у инфузории?
«Всю мою внутреннюю структуру изучил по моим кожным волоскам и родинкам или нет»? — спросила я. Он со мною дольше всех обычно занимался, якобы я самая отсталая умственно была.
«У меня такое чувство», — отвечает, — «что я с бракованным манекеном тут замурован, а не с живой девушкой». И начинает терминами сыпать, чтобы я нарочно не смогла ничего понять и соответственно ответить. Я на пальцах ему показываю, что всё отлично запомнила, без его терминов. Они мне к чему? Ну, представь себе, обзывает меня, а сам лапает без зазрения. Никто же не видит! Я его бац! Бац! По мордасам, одухотворённые они там, нет ли, я тебе не манекен! Сам киборг оплавленный! Я нарочно стала над ним перед всей нашей группой смеяться, а потом ко мне присоединился один наш юморист изводить его, уже в отместку за меня. Но он совершенно не понимал юмора. Злился ужасно. Однажды он отловил меня в парке недалеко от нашего учебного корпуса, затащил в заросли и сказал, что будет меня убивать. Я так испугалась! У него было зверское лицо. Но стал меня целовать и сказал потом, что же я, юмористка, а не понимаю юмора? Ваш солдатский, сказала я, имеет всё же свою специфику…
Она долго молчала, может, устыдившись своей откровенности, — А выяснилось, что он и сам в меня влюбился. У него даже разборки совсем по-взрослому начались с тем юмористом, с моим однокашником. Я не хвалюсь, но в те времена я красоткой среди наших числилась, и ребята мне ещё в школьном городке кличку изобрели. Секс — тинская мадонна! Мало того что кощунство, так и обидно до жути, потому что правде не соответствовало. А тут девчонка одна — моя подруга Вика взяла и затащила эту негодную кличку из школьного городка в Академию на биофак, где мы с нею вместе учиться стали. Может, из зависти, может по дурости детской… Он мне и сказал однажды: «Дурацкая у тебя кличка, поскольку ты не мадонна, а матрёшка пустотелая». А я ему: «А ты сам-то балаганный фокусник, ряженый под Мерлина».
— Весело у вас там было, — только и вздохнул Антон.
— Уж так весело, что я заплакала как-то перед всей группой, когда он отказал мне в аттестации по этим модулям якобы мне же во благо. А без такой аттестации меня бы от практики отстранили. Тогда он и говорит: «Да шучу я. Не плачь, а то вся твоя уникальная раскраска облиняет. Я тебя аттестовал, а поскольку я потратил на тебя больше часов, чем на прочих, то могу быть спокойным за твою сохранность, случись на том спутнике какая-нибудь неполадка или иная передряга. Ну, уж и ты извинись за балаганного шута». Я говорю: «За балаганного фокусника извини, а за Мерлина извиняться не буду».
— У Мерлина был, кажется, ручной дракон? — спросил Антон, чтобы сказать хоть что-то.
— Он и улетел в какой-то мрачный мир воевать с драконами. Убил, нет, не знаю.
— Как его звали по-настоящему? — но Антону не было это нужно, а спросил опять же от неловкости.
— Рудольф. Рудольф Венд. А что? Когда увидишь, передай привет от Лоролеи. Он поймёт.