– Как она решилась сесть за руль, ведь прав на мое имя у неё не было?
– Ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю? Я знаю лишь то, что она позвонила мне и спросила, может ли она к врачу съездить. Я попросил её под твоим именем, чтобы не всплыла подмена, проконсультироваться у знакомого мне врача… Но мне и в голову не пришло, что она мало того, что бентли мой возьмет, так еще и сама за руль сядет… Теперь даже страховку за него не получить. Ты же в страховку вписана не была, ну и в угон тоже подать не могу… Так что раскрутила эта идиотка меня порядочно…
– По-моему, ты больше о машине сокрушаешься, чем о ней…
– Ну не жаль мне ее, не жаль… и изображать убитость скорбью не хочу. Можешь считать меня бессердечным сухарем, но лукавить перед тобой не собираюсь. Уж что есть… Это после твоей смерти мне казалось, что сердце мне располовинили, а её потеря меня нисколько не огорчает.
– Ты циничный эгоист.
– Возможно, спорить не буду.
– Неужели тебе даже не родившегося малыша не жаль?
– Это судьба. И я ей благодарен за то, что она отвела меня от постоянного стресса, связанного с подгузниками, сосками-пустышками, ночными бдениями и постоянным ором младенца… Ничего приятного в подобной перспективе не вижу.
– На редкость откровенно. Что ж может и лучше, что у подобного папаши малыш на свет так и не появился.
– Бесспорно лучше. Ну да ладно об этом. То, что я себялюбец и гад, я уже понял. Теперь скажи, что намерена делать в сложившихся обстоятельствах? Будешь устраивать грандиозный скандал-разоблачение, чтобы вернуть статус-кво?
– Нет, – она качнула головой, – но только если пользоваться своим положением по отношении ко мне не станешь.
– Мила, ну что ты… Все будет лишь так как пожелаешь и только с твоего согласия… Когда я хоть к чему-то тебя принуждал?
– Тогда пусть все так остается, может и лучше, если господин Честер будет думать, что жена его погибла…
– Вот и прекрасно. Кстати, через месяц конференция в столице, будешь выступать?
– Почему бы нет… Буду.
– Прекрасно, тогда я вношу тебя в список докладчиков.
***
Она стояла на перроне, ожидая прибытия поезда в столицу, и под порывами прохладного ветра куталась в ажурный меховой палантин, накинутый на плечи поверх брючного костюма из тяжелого темно-вишневого шелка. Шон, одетый в изысканный серый костюм, стоял рядом и, придерживая за локоть, шептал на ухо двусмысленные шутки на тему, что если она не пустит его на ночь в купе, заказанное на их имя, то ему ничего не останется, как искать утешение у проводницы, и славное имя института будет навек опозорено его недостойным поведением.
– Шон, прекрати, – она недовольно поморщилась. – Никуда я тебя не выгоню. Приставать ко мне, конечно, тоже не позволю, но и выгонять не стану. Так что уймись.
– Зачем мне униматься, дорогая? – он отпустил её локоть и полуобняв за талию, притянул к себе, жарко выдохнув прямо в лицо: – Ты – моя официальная жена, так что то, что я рядом с тобой теряю и самообладание, и голову, и контроль, не только не портит мой имидж, а даже наоборот…
– Зато это портит мне настроение, – губы её раздраженно дрогнули. – Так что уймись. По-хорошему прошу.
– А ты умеешь просить по-плохому?
– Шон, я много чего умею, тебе ли не знать… поэтому – не зли, прошу.
– А ты не потеряла своих умений? – он заинтересованно начал вглядываться ей в глаза.
Нервно сглотнув, Мила поспешно отвела взгляд, понимая, что явно зря сказала последнюю фразу.
– Не хочешь отвечать? – его рука крепче сжала её талию.
– Я не проверяла, Шон, поэтому не знаю, что ответить… и сейчас проверять ну совсем не хочется…– она вскинула на него тяжелый взгляд, – так что не зли…
– А вот и врешь… – он тяжело вздохнул и тихим шепотом, без тени иронии продолжил:– Ты проверяла… Я разговаривал с Гарнери и знаю, как он познакомился с тобой. Если для этого ты не использовала свои способности воздействовать на металлические предметы, то я – тупой безмозглый баран.
– Если ты в этом уверен, зачем спрашиваешь? – так же тихо ответила она, хотя привокзальный гомон и без того хорошо скрадывал голоса.
– На твою реакцию посмотреть хотел.
– И как?
– Ты перестала быть со мной откровенной.
– Мы чужие люди теперь, Шон. Зачем тебе моя откровенность? Или сомневаешься во мне как в партнере?
– Нет, как в партнере не сомневаюсь. Ты скорее в ущерб себе поступишь, нежели принципы свои нарушишь. Но я хочу большего! Слышишь? Я хочу, чтобы мы вновь стали родными людьми не только на бумаге. Хочу, чтобы как раньше у нас были общие печали и радости. Чтобы ты не сомневалась, что рядом с тобой тот, кто всегда подставит плечо.