Мила отстранилась от стены, выпрямилась и напрягла руки. В мозгу возникла картинка, охватывающих запястья металлических браслетов. Сконцентрировавшись, она послала импульс, и язычок, удерживающий защелку, прижав пружину, высвободил ее. Легко соскользнув с рук, наручники с тихим звяканьем упали на пол.
Тряхнув кистями рук, Мила неспешно поднялась с пола и отряхнула костюм. Потом подошла к двери и прислушалась. Еле слышный голос Брюса, долетавший сверху, подсказал, что он разговаривает с кем-то по телефону. Момент был на редкость удачным.
Она прижала руку к замку и мысленным посылом заставила провернуться механизм. После чего сняла туфли и, держа их в одной руке, приоткрыла дверь.
Голос Брюса зазвучал громче. Где-то наверху он обсуждал с матерью самочувствие дочерей.
Прикинув, что подобный разговор у него вряд ли займет много времени, Мила не стала запирать за собой замок и, быстро поднявшись на несколько ступенек по лестнице, босиком пробежала по коридору первого этажа к спальне, где очнулась, и взяв там со столика свою сумочку и телефон, поспешила к выходу. Брюс заканчивал разговор, когда она неслышной тенью выскользнула за входную дверь.
На улице уже сгустились сумерки, и тянуло прохладой. Пожалев, что не догадалась захватить свою накидку, Мила быстро надела туфли и бодрым шагом направилась вдоль улицы, на которую выходил фасад дома Брюса.
Место было абсолютно незнакомое, но Мила посчитала, что вначале ей надо отойти как можно дальше от дома, и только потом начать определяться, где она и как отсюда можно выбраться.
Прохожих было мало, и их не особо сильно интересовала решительно шагающая вдоль улицы женщина. Наконец, увидев полутемный скверик, Мила присела на лавочку и включила свой телефон с встроенным навигатором. Сориентировавшись на местности и выяснив, как называется город, где очутилась, Мила убрала телефон в сумочку и к своему несказанному удовольствию обнаружила, что на месте не только свою косметичку и документы, но и кошелек полный денег. Задача выбраться из города сильно упрощалась.
***
Закончив говорить по телефону с матерью, Брюс в нервном возбуждении прошелся несколько раз по кабинету, потом сел в кресло у стола, достал пачку сигарет, закурил. Пальцы немного дрожали.
Разговор с Лу взбудоражил и разозлил. Её поведение озадачивало. Он ожидал истерики, обвинений в том, что не ценил и не сумел обеспечить достойный уровень жизни, который она с легкостью достигла без него, оправданий и хоть небольшого, но раскаяния, что бросила детей, с пояснениями, что была уверена, что он с ними и без неё справится. А Лу тем временем избрала совершенно иную тактику общения с ним. Никаких упреков, только констатация, что они чужие, и заявления, что кроме денег на детей он от неё ничего не добьется. При этом было непонятно, то ли она и впрямь снова память потеряла и соглашается с его доводами из чувства самосохранения, считая опасным сумасшедшим маньяком. Но тогда зачем явно провоцировала на агрессию? То ли играет, не желая признаваться в фальсификации документов и присвоении чужого имени. Но в этом случае, отдать должное, талантливо играет. Ведь ни разу за весь разговор по имени не назвала ни его, ни озорниц, да и провокационные вопросы умело обыгрывала. Ребус, одним словом, а не ситуация. И что делать дальше неясно.
Он затянулся глубже и откинулся на спинку кресла. Интересно, о чем сейчас думает она. И как все-таки определить действительно у неё очередной провал в памяти или нет.
В том, что перед ним именно жена Брюс не сомневался. Конечно, его немного смущали её резкое неприятие и убежденные заверения, что они чужие, и она не любит ни его, ни детей. Но последствия автокатастрофы могли оказаться и гораздо более серьезными. Врач не раз говорил ему, что им несказанно повезло, что к Лу вообще вернулось сознание и дееспособность. После столь долгой клинической смерти иначе как счастливой случайностью это и назвать нельзя. Только вот, поди ж ты, счастливая случайность вдруг повернулась другим боком, показав, что в противовес сознанию чувства к Лу так и не вернулись. Но ничего, он сумеет образумить её и доказать, что семейные ценности и любовь это основное в жизни, и их следует возродить во что бы то ни стало, а все её неизвестно откуда взявшиеся амбиции и выеденного яйца не стоят. Жаль, конечно, что он опять не сдержался и ударил ее, теперь у неё появился новый козырь в игре с ним, но с её стороны так открыто провоцировать его это уже верх наглости. В следующий раз, может, думать станет прежде, чем такие мерзости ему говорить. Это ж надо наплевать на все, что он для неё сделал и с чистой совестью утверждать, что ничем ему не обязана, да мало того, что ему, собственным малолетним детям тоже… Прям в циничную стерву его жена превратилась… в голове одни амбиции, которые совершенно непонятно, как вытрясти, и ничего святого… Хотя, кое-что святое, все же похоже для неё существовало, раз даже угрозы не вынудили её дать то обещание, выполнять которое она явно была не намерена… Ведь раньше Лу, даже не задумываясь, пообещала бы что угодно, лишь бы добиться желаемого, а потом у неё нашлись бы сотни причин свое обещание не выполнять, а теперь похоже, обещание стало для неё гораздо более серьезным обязательством, причем возможно даже с гарантией выполнения. Брюс прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, солгала ли ему Лу хоть раз после аварии, и к своему удовольствию понял, что не может припомнить ни одного такого случая. Однако то, что она согласилась на фальсификацию документов, все же заставляло с сомнением относиться к этому выводу.