– Нет, мамочка, не надо… – тут же потупилась та.
– То есть ты все-таки взрослая девочка?
– Да.
– Тогда и веди себя как взрослая. Договорились?
– Хорошо, мамочка, – покорно кивнула Сьюзи, и сестрички поспешили вслед за бабушкой в столовую.
А Мила откинув голову на высокую спинку кресла, утомленно прикрыла глаза. Общение с детьми напрягало. Раздражала их несообразительность и безалаберность. Девочки не отличались ни усидчивостью, ни прилежанием. Только в качестве игры ей удавалось заставить их тренировать память и развивать умственные способности. Но даже в игре сестрички предпочитали отвечать первое, что приходило в голову, а не напрягать мозги. Хотя, что она хочет от дочерей такого примитивного папаши? Генетику и передачу способностей по наследству еще никто не отменял.
Со вздохом она взяла костыли и, переместившись на кровать, раскрыла ноутбук и вышла на сайт института. Однако никакой новой информации там не было. Похоже, что Шон, как только она исчезла, перестал отслеживать регулярность добавления новостей на сайт. Раздосадовано захлопнув крышку ноутбука, она отложила его в сторону и вновь закрыла глаза. Невозможность хоть как-то повлиять на ситуацию злила. Если бы не обещание, данное Брюсу, она давным-давно расколотила бы гипс и сбежала, плюнув на опасность лишиться ноги. Зря она столь опрометчиво пообещала ему не предпринимать подобных попыток. Явно зря. То домашнее заточение, в котором она пребывала сейчас, было для неё подобно изощренной пытке, и по сравнению с ним не пугало уже ничего, ни возможная инвалидность, ни смерть.
Из мрачных мыслей её выдернул стук в дверь. На её «войдите» на пороге появилась мать Брюса с подносом в руках.
– Луиза, а я тебе тоже поесть принесла. Я свекольник свежий сварила и пирожков напекла, как ты любишь, с зеленью и яйцом, – она установила поднос рядом с ней на кровать.
– Спасибо, – Мила через силу улыбнулась, – я очень Вам благодарна.
Несмотря на накопившийся внутри негатив, к матери Брюса она старалась относиться максимально доброжелательно, видя как та изо всех сил старается помочь и поддержать ее. Хотя эта простая женщина с её искренней непосредственностью чрезвычайно напрягала Милу. В присутствии матери Брюса она не знала, как себя вести и что делать, и как реагировать на её периодически слишком навязчивую заботу, и предпочла бы вовсе отказаться от любой помощи за исключением присмотра за детьми. То что та следит за близняшками, и озорницы хотя бы часть дня проводят с ней, не могло её не радовать.
– Вместо благодарности, лучше придвигай тарелку и кушай. А то как в прошлый раз: спасибо, спасибо… а сама и не съела ни ложки. Не надейся, пока сейчас все не доешь, не уйду. Мне не с руки, чтобы мать моих внучек от голода загнулась.
– Не волнуйтесь, я все съем. Идите, лучше сами покушайте, – сев на кровати, Мила взяла в руки глубокую тарелку.
– Я уже поела и озорниц накормила, теперь твоя очередь. А уйти, не уйду. Я когда у тебя в ванне вчера убиралась, видела какие жирные пятна по краям унитаза. Ты не иначе как туда все выливаешь. Так что пока не доешь, не уйду. Не нравится, что готовлю, так и скажи, буду готовить другое, но вот таким образом голодом себя морить не позволю.
Мила ощутила себя на мгновение в роли нашкодившего ребенка, которого отчитывают, и, пытаясь обуздать рвущийся наружу в связи с этим гнев, достаточно холодно отчеканила:
– Вы ошибаетесь, я ничего не выливала.
– Ну не выливала, и хорошо, – покладисто кивнула мать Брюса. – Но я лучше рядышком с тобой посижу, пока ты есть будешь. Вдруг недосолено что, и тебе соль потребуется, ну или другое что. Ты ж меня никогда не зовешь, даже когда надо тебе чего. Я вот только сообразить никак не могу из-за чего это. Вроде и не обижала тебя ничем, а ты все равно как с чужой со мной, – она сокрушенно покачала головой.
– Да мне просто ничего не требовалось…
– Ой, Луиза… Ну что ты мне рассказываешь? Думаешь, я слепая и не вижу ничего? Так вот, не слепая. Вижу. И то, что моя помощь тебе в тягость, да и Брюса тоже… Что с тобой? Что мы с ним не так делаем? Скажи, не надо в себе держать. Ты же в первую очередь себе хуже делаешь.
– Мне нечего Вам сказать. Все так, и я ценю Вашу заботу. Просто нога сильно болит, порой так сводит, что весь свет не мил кажется, вот и замыкаюсь иногда в себе, чтобы без причины на кого другого не сорваться. А Вы на свой счет приняли, хотя причина не в этом.
– Если так, то оно конечно… – удрученно развела руками она, – в этом я уж никак помочь тебе не могу, если только лекарство какое сходить купить, а больше ничем… Только ты все равно, Луиза, не держи в себе… Болит, так лучше чем замыкаться пожалуйся или покричи, хоть на меня, я не обижусь, а тебе, глядишь, и полегче будет. А то все молчком, да молчком…