– Тихо, тихо, – Шон притянул её к себе, обхватив одной рукой, одновременно рассматривая зажатую в другой руке подставку с сердечками, – извини. Твой сюрприз удался, я удивлен, тронут и смущен одновременно.
– Да пошел ты со своим смущением, знаешь куда? – тут же попыталась высвободиться она.
– Никуда я не пойду, не дождешься! Я люблю тебя, и идти по любому адресу согласен лишь в твоей компании, – крепче прижимая её к себе, моментально парировал он. – Все, дорогая, пошли поедим, рыбка уже ждет тебя, как и моя благодарность за то, что пытаешься возродить меж нами былые чувства. Я уж отчаялся ждать, поэтому и пытаюсь отслеживать каждый твой шаг, опасаясь, что сбежишь от меня.
– Насильно держать намерен? – чуть повернувшись, она уперлась в него недобрым взглядом.
– Тебя насильно не удержишь, я знаю. Поэтому и стараюсь создать такие условия, при которых ты посчитаешь за благо остаться сама.
– Ты не только манипулятор, Шон, который прекрасно знает мои слабые места, но ты еще и шулер, поскольку играешь явно краплеными картами, используя чужие жизни.
– Возможно, не стану спорить. Но что мне остается, дорогая, если на кону стоит такое чудо как ты? Любовь к тебе лишает меня остатков всякой принципиальности.
– Тьфу, терпеть ненавижу, когда этим словом прикрывают собственный эгоизм и желание обладать любой ценой. Ты алчный себялюбец, привыкший добиваться желаемого любой ценой.
– Пусть так, дорогая. Не буду спорить. Нравится мою любовь к тебе называть такими уничижительными эпитетами, твое право. Только что это меняет? Расклад все равно остается прежним, и тактику игры я не сменю. Так что хватит пререкаться и пошли кушать, иначе твой разлюбезный Крис очень пожалеет о несговорчивости руководительницы его экспериментальных исследований.
– Скорее экспериментальных исследований над ним, – поморщилась Мила.
– Ты как всегда более точна в определениях, дорогая, – усмехнулся он и вопросительно посмотрел на нее: – Так как: вернешься к столу или перейдем к конфронтационным действиям?
– Хорошо, я вернусь к столу, но ты пообещаешь, что перестанешь так контролировать меня… не могу работать в такой атмосфере, меня это раздражает.
– Я ведь уже пообещал, что Ник будет страховать тебя лишь сверху и исполнять любые распоряжения. Что тебе еще надо?
– Чтобы ты не забыл об этом.
– Когда я хоть что-то забывал? Я никогда ничего не забываю, дорогая. Пошли к столу.
Закончив есть, Шон, откинувшись на стуле, неспешно потягивал вино из бокала, с интересом рассматривая купленный ею серебряный сувенир с сердечками, который поставил на стол.
– Я вот сижу и думаю… что-то с датами у меня нестыковка выходит. Ты говоришь, завтра годовщина нашей первой встречи… но этого не может быть. Ты явно вводишь меня в заблуждение.
– Шон, у тебя прогрессирует не только мнительность, но и склероз… это печально, особенно для меня.
– А мне что-то начинает казаться, что это не у меня склероз прогрессирует, а ты начала заниматься измышлениями. Понять бы еще с какой целью… Поскольку я пришел на преддипломную практику в институт в начале весны, точное число могу посмотреть в отделе кадров, то эта дата абсолютно не подходит, а если ты имеешь ввиду нашу встречу в твоем последнем обличии, то и она еще нескоро.
– Я имею в виду не эти даты, а совсем самую первую нашу встречу… впервые я увидела тебя на студенческой конференции в твоем учебном институте, когда ты выступал с абсолютно бестолковым по сути докладом, но с очень грамотной подборкой многих последних публикаций того времени по данной проблематике и их интересным анализом. Твой научный руководитель пел дифирамбы твоей работоспособности и умению красиво преподать любой материал и уговорил взять тебя на практику.
– Ты никогда не вспоминала о ней раньше.
– И что с того?
– Ты хочешь сказать, что запомнила число, когда эта конференция была и помнишь его до сих пор?
– Нет, Шон, я просто вчера наткнулась на записи о ней, и как-то воспоминания нахлынули, вспомнила какие отношения у нас были… одним словом, захотелось попробовать что-то в душе возродить, но к сожалению, как видишь, задумка не удалась, нельзя дважды войти в одну и ту же реку…