– Да без проблем. Только не вешай мне больше лапшу на уши про твою любовь.
– Лапшу не буду, а вот не рассказывать о своих чувствах, извини, не смогу. Меня они переполняют, поэтому не требуй невозможного.
– Тогда говори, что хочешь, только не жди, что верить буду.
– Мила, ну зачем ты так? Ты не догадываешься, что подобными словами вынуждаешь меня перестать рассматривать мое лояльное отношение к твоим темпам работы с Крисом как одно из проявлений любви к тебе? Раз ты не веришь и не ценишь, зачем мне это делать? Вот возьму и сменю сейчас программу эксперимента, заменив ее, например, на такую как изменение болевого порога у пациента под воздействием чего-нибудь… к примеру шума морских волн или пения птиц. И будем смотреть, на каком уровне разряда электродов он отключается при вводимом условии, а при каком без него. Как тебе такая тематика?
– Шон, ты совсем умом тронулся, что про подобные гестаповским опытам эксперименты, речь завел?
– Скорее всего, да, дорогая… Ты сводишь меня с ума своим упрямством, и мне кажется, я готов уже на крайние меры, если ты не перестанешь так изводить меня.
– Я не поняла… Ты что-то хочешь от меня?
– Да! Очень хочу, чтобы ты, наконец, оценила, что делаю для тебя! Вот что!
– Оценила. Что еще? Срочно лечь с тобой в постель в обмен на обещание не пытать Криса или еще что-то? – холодным тоном проронила она, при этом в глазах её застыло ледяное презрение.
– Мил, ну ладно тебе… Неужто ты поверила? Это шутка была… Я понимаю, что злая, но твое отношение меня достает. Порой действительно кажется, что схожу с ума из-за него.
– Я поняла тебя… – она нервно сглотнула, – поняла… и поскольку знаю, что в любой шутке лишь доля шутки, то на данный момент вне себя от счастья, что пока ты не намерен реализовывать эту часть на практике и лишь шутишь по этому поводу.
– Ну хоть что-то тебе счастье доставляет… – невесело усмехнулся он, после чего решительно поднялся из-за стола. – По-моему, нам пора домой. Что-то наше общение зашло в тупик. Я расплачусь карточкой на выходе. Пойдем.
– Я хочу еще посидеть, – Мила вновь взяла со стола свой бокал с вином и залпом выпила до дна, после чего сама долила себе остатки из бутылки и снова выпила.
– Хорошо, дорогая, как скажешь, – пожав плечами, Шон опустился на стул. – Тебе что-то еще заказать?
– Да, фрукты и еще бутылку коньяка, – не поднимая на него взгляда, тихо проронила Мила. Она злилась на себя, что вместо того, чтобы как и планировала, создать у Шона иллюзию постепенного восстановления доверительных отношений, она поддалась эмоциям и вновь постаралась дать ему шанс доказать, что он достоин её уважения и честного отношения к нему и как следствие её отказа от попытки сыграть за его спиной. Однако Шон оказался верен своим амбициям и попытка его образумить и попытаться все исправить, не вступая с ним в прямую конфронтацию, лишь обозлила его, подтолкнув к мысли, что на неё можно влиять, ужесточая условия содержания Криса. Получалось, что этот раунд она проиграла… А в игре, где на кон была поставлена чужая жизнь, она не имела право проигрывать, поэтому надо было срочно менять тактику.
– Ты решила начать мешать напитки, чтобы напиться? – удивленно воззрился он на нее.
– Шон, мне так тошно от осознания, что у меня ничего не получается, и что ты вместо того чтобы поддержать лишь претензии предъявляешь и стращаешь, что да, я хочу напиться, причем до такого состояния, чтобы мне стало все абсолютно фиолетово… а если уж быть до конца честной, то я бы и от бутылочки какого-нибудь моментально действующего яда не отказалась… Надоело… надоело все… ничего не получается, и выхода я не вижу… тупик во всем: и во взаимоотношениях с тобой, и в эксперименте…
– Мила, ты что? Я не узнаю тебя… Ты всю жизнь презирала тех, кто решает проблемы или затуманивая собственное сознание, или сводя счеты с жизнью. И вдруг сама заявляешь такое.
– Шон, понимаешь, королева может существовать лишь при уважающем её короле, когда уважения нет, королеве лучше исчезнуть, поскольку она уже пешка в его игре и не более. А я не привыкла быть пешкой… не могу… – она подняла на него глаза полные слез и тоски.