Фрэнк засмеялся.
— Нет, это ритуал. Представляешь?! — И он опустился на четвереньки в траву, с интересом разглядывая пятно.
На мой взгляд, это звучало немногим лучше, чем история с маньяком-убийцей. Я присела рядом, сморщившись от неприятного запаха. Для мух было еще слишком рано, но над пятном уже кружились крохотные прожорливые мошки.
— Какая еще ритуальная жертва? — спросила я. — Миссис Карсон исправно ходит в церковь, как и все ее соседи. Тут нет никакого Холма Друидов или чего-то в этом роде.
Фрэнк поднялся, отряхивая брюки.
— Ничего-то ты не знаешь, детка, — возразил он. — Во всем мире больше нет второго такого места, где бы старые суеверия и магия играли такую большую роль в повседневной жизни, как в горах Шотландии, и церковь тут ни при чем. Миссис Карсон все равно будет верить в Древний Народец, как и все ее соседи. — Он указал на пятно носком начищенного ботинка. — Это кровь черного петуха, — пояснил он с самодовольным видом. — Понимаешь, ведь эти дома все новые, блочные.
Я смерила его ледяным взглядом.
— Если ты полагаешь, что этого объяснения достаточно, то подумай как следует. Какая разница, старые это дома или нет? И куда же, черт побери, подевались все люди?
— Думаю, что они в пабе. Давай пройдемся и посмотрим. — Он взял меня под руку, и, выйдя из калитки, мы двинулись дальше по Герсайд-роуд. — В старые времена, — объяснил он по пути, — и, кстати, не так уж давно, когда строили дом, был обычай убивать какое-нибудь животное и хоронить его под фундаментом, чтобы умилостивить местных земных духов. Ну, что-то вроде: «И сын его, младший или перворожденный, ляжет на фундамент, на коем ворота станут…» Эта вера стара, как сами окрестные холмы.
От такой цитаты меня невольно пробрала дрожь.
— В таком случае, похоже, просвещение здесь достигло невиданных пределов, раз уж они стали убивать кур вместо людей… То есть ты хочешь сказать, что раз дома довольно новые, то под ними никого не хоронили, и теперь местные жители стараются восполнить это упущение?
— Совершенно точно. — Фрэнк с довольным видом похлопал меня по спине. — По словм священника, многие из местных убеждены, что война случилась из-за того, что люди позабыли о своих корнях и о прежних обычаях, как, например, хоронить жертвенное животное под фундаментом дома или сжигать рыбьи кости в очаге… Кроме форели, конечно, — добавил он с улыбкой. — Знаешь, никогда нельзя сжигать кости форели, — или больше ни одной не поймаешь. Их надо только закапывать в землю.
— Ни за что не забуду, — пообещала я. — А если скажешь еще, что нужно сделать, чтобы никогда в жизни больше не видеть селедки, то моя благодарность будет безгранична.
Он покачал головой, полностью погруженный в свои воспоминания, — ему была свойственна такая увлеченность, когда он полностью терял контакт с окружающим миром и углублялся в свои научные изыскания, черпая знания из всех источников.
— Про селедку я ничего не знаю, — откликнулся он рассеянно. — Зато вот от мышей годится розмарин. «Розмарин в доме, все мыши — вон»… Что-то в этом роде. А вот что касается трупов под фундаментом, это породило почти всех местных привидений. Знаешь, Маунт Джеральд, большой дом в конце Хальд-стрит? Там живет призрак ремесленника, которого убили, чтобы похоронить под строением. Это случилось в XVIII веке, можно сказать, совсем недавно, — задумчиво прибавил он.
— Рассказывают, что по приказу хозяина дома сперва была возведена первая стена, и с нее неожиданно упал камень, и прямо на голову одному из рабочих, — какому-то особо неприятному парню, которого избрали на роль жертвы, — а затем его похоронили в подвале, а сверху возвели остальной дом. С тех пор он стал призраком и обитает в этом самом подвале постоянно, если не считать годовщины своей гибели и четырех Старых Дней.
— Старых Дней?
— Древние праздники, — объяснил он, порывшись в своих ментальных записях. — Хогманей — это канун Нового года, еще есть день Середины Лета, Белтейн, и день Всех Святых. Друиды и пикты праздновали дни солнца и дни огня, насколько нам известно. Короче говоря, в эти священные праздники призраки получают свободу и могут бродить повсюду, где пожелают, творить зло и добро, как им заблагорассудится. — Он задумчиво потер подбородок. — Близится Белтейн — кельтский праздник, так что внимательнее смотри по сторонам. — Его глаза заискрились лукавством, и я поняла, что он наконец вышел из своего научного транса.
Я засмеялась.
— Так здесь полно знаменитых привидений?
Фрэнк пожал плечами.
— Не знаю. Если хочешь, спросим мистера Уэйкфилда в следующий раз, когда его увидим.