– А это тоже Антеро? – кивнул Мирко в сторону парня.
– Нет, – односложно ответил Ахти.
– А кто?
– Не знаю. Никто не знает, – буркнул хиитола; говорить об этом ему явно не хотелось, – очень давно это случилось, вот и не знает никто. Только место это нечистое. Совсем скверное. Другой тропы нет, вот и ходим здесь. Будь моя воля, я бы этот камень разбил на части да зарыл где-нибудь в глуши, да поглубже. Жаль, сил не хватит.
– А если всем вместе?
– Пробовали. Только железо затупили, старики так говорят.
Они приблизились к камню. Мирко чуть ли не кожей почувствовал какое-то потустороннее, кромешное, чужое присутствие. Ему не захотелось остановиться здесь и рассмотреть внимательнее рисунок, да и лошади вели себя неспокойно: прядали ушами, раздували ноздри, а гнедой даже затрясся крупной дрожью, и только ласковое и одобрительное прикосновение хозяина его успокоило.
Отойдя подальше от странного места, Мирко спросил:
– Как же вы тут живете, когда рядом такое… – он задумался, стараясь отыскать верное слово, – такое чудище?
– Живем как-то, – спокойно сказал Ахти, на которого вновь напала хандра. – Ты не смотри, что на севере все такое смурное. Сейчас к вершине выйдем, там порадуешься.
Поднялись еще немного, и наконец яркое солнце ударило в глаза – они вошли в деревню. Тут Мирко опять остановился.
– Вот что, Ахти, – сказал он. – Покуда мы еще ни с кем не повстречались, давай все ж уговоримся, как отвечать будем, чтобы не дать маху. Старик в поле, конечно, калач тертый, только ведь он про наши с тобой похождения не ведает ничего. Однако же ни на грош он нам не поверил. Что дальше будет?
– Трудно сказать, – пожал плечами Ахти, – Деда Рейо ты не бойся, он зря болтать не станет. Иное дело, сейчас отец да дядя с поля придут, тут-то расспросы и начнутся. Да и женщины дома. И Хилка, – закончил он задумчиво.
Мирко понял, что добиться чего-нибудь путного от Ахти теперь нелегко. Он и сам чувствовал себя неважно: от полуденного солнца разморило, ведь не спал, почитай, вторую ночь подряд, а чудесное обретение и непонятная потеря Рииты отзывались гулкой пустотой на сердце.
Но, делать нечего, следовало жить дальше, и жизнь требовала решения обычной задачки: если я так, то будет сяк, а если я этак, то выйдет вот так… Однажды выбранный шаг – уход из дома – привел его на очередную росстань. Путь далее был известен, но требовалось ненадолго задержаться, и иначе было нельзя.
– Давай-ка присядем, – остановил Мирко своего спутника и сам первый опустился на траву.
Ахти устроился напротив и принялся рассеянно теребить стебель пижмы.
– Вот что, – начал деловито мякша, – про всадников никому и словом нельзя обмолвиться – хлопот не оберешься. Откуда кони? Пускай я коневод буду, хоть и не похож. Скажу, на худой конец, дескать, у нас в Холминках все такие – кто здесь нас, мякшей, знает? Теперь потруднее вопрос: а что за поклажа, что за сбруя, что за седла, отколь такие богатые да разные? Что скажешь, Ахти?
Парень наконец взял труд задуматься и принялся размышлять вслух:
– Ну, схоронить нелегко будет, да и без толку – люди на поле видели, что мы шли с поклажей… Можно сказать, что, мол, коней только с упряжью продаешь…
– Не поверят, – возразил Мирко. – Ты скажи еще, что мы клад в лесу нашли. Вот что, пожалуй, надо говорить: у меня дядя некогда у князя служил, да и не только он, есть еще по Мякищам бывшие воины, они-то и решили богатую упряжь продать подороже – на что все это им в деревне? А проезжие купцы упряжь у них не берут – вдруг она разбоем взята? В городе же на торгу никому до того дела не будет.
– Не шибко складно, – подытожил Ахти, – но пускай, сгодится. А что ж будем про Антеро сказывать? То же, что и вчера надумали?
– Тут вот что, – рассудил Мирко. – Тебе, прежде чем про Антеро речь пойдет, всенепременно надо будет Хилку найти да сказать ей – хочешь ты того, нет ли – что Антеро жив-здоров, и что тот человек, я то есть, попозже ей все, как было, поведает, а до того пусть она все слушает да мимо ушей пропускает, хоть и кажет вид, что всему верит. Что Хилке говорить станем, о том
мы особо порешим. А на людях так скажем: пришел ты на берег болота, а тут я с конями. Ну, то-се, словечком перекинулись, а тут я возьми и скажи, что недавно мне человек встречный на островине случился, тут мы и выяснили, что это как раз Антеро был.
– Так и было, – согласился Ахти. – А потом скажи, что он и тебе стал бусину свою показывать, а ты расспрашивать стал. Вот он тебе, как мимохожему, все и выложил – и про то, как из Сааримяки ушел, и про все другое… – При словах «все другое» Ахти опять погрузился в раздумья.
– Вот уж больно надо было Антеро все мне выкладывать, – фыркнул Мирко. – Видишь ты, Ахти, тут палка о двух концах. Вот, поверят мне, что я и вправду по пути Антеро встретил. А чем я докажу, что действительно у него все выведал? Бусину покажу? Так меня за того же сумасброда сочтут, и это еще хорошо отделаюсь. А ну как колдуном сочтут? А не покажу бусины, что подумают? Врет, скажут. Да и тебе на орехи достанется за то, что наказа не исполнил.
– Да-а, – протянул Ахти, почесывая затылок.
– Вот так, – подтвердил Мирко, и оба, задумавшись, продолжали сидеть некоторое время, как два каменных изваяния, что оставил на мякищенских холмах среди развалин какой-то древний народ. Молчание нарушил вороной, который, звякнув сбруей, подошел к Мирко и тронул его ласково за ухо теплыми мягкими губами.
– А что если, – очнулся Ахти, – сделать, как ты тогда вроде пошутил…
– Это про что? – не понял Мирко.
– Когда давеча ты говорил, будто скажешь, что потонул Антеро в болоте, а Хилке да родителям тайком шепнем, как оно по правде было.
– Это бы можно было, только где же я был, пока Антеро в болоте топ? – усомнился Мирко.
– Как где? – Ахти явно понравился придуманный им план, и его совсем было потухшие глаза снова стали чудесно васильковыми. – Не смог подобраться, да и все. Известное ведь дело, Антеро по таким трясинам ходил, куда только эти Суолайнены пролезть могут. Вот и дорвался.
– Что ж, – молвил мякша, поскребши подбородок, – так и сделаем, пожалуй. Только скверно это, – вздохнул он, вспомнив симпатичного и веселого Антеро, такого вдруг искреннего и задушевного, когда дело коснулось его заветной мечты, – скверно о живом говорить, будто сгинул он, не по-людски.
– Так мы ведь и скажем правду, – горячо заговорил окончательно проснувшийся Ахти, – но только тем скажем, кто ее знать хочет, кому она нужна. А прочие, что же, пускай тем тешатся, что им услышать охота, – и всем легче станет.
– Ой ли, – покачал головой Мирко. – Тебе ли, мне ли судить, кому что следует, кому не следует, кому и от чего лучше, кому хуже. Будто мы про жизнь больше знаем. – Он сорвал одуванчик, повертел, помял в пальцах и бросил в траву с досады: как тут ни говори красно, а дал свое согласие на ложь и наговор на живого человека. – Правда для всех одна, с ней и лучше, наверно… Ладно, делать нечего. Пошли, что ли.
Они поднялись и двинулись к первым домам, поставленным на самой маковке.
– Тебя только не пойму, – обратился Мирко к Ахти. – На болоте ты за Антеро горой стоял, чуть не братом названным рек, а тут напраслину возводить взялся.
Ахти ответил не сразу:
– Видишь, дело какое. Антеро ведь не просто за долей пошел, как ты вот, – он из общины ушел, а это, почитай, как сгинул. Все одно, что волк-оборотень, – слова давались Ахти с трудом, верно, сам-то он так не думал. – Не для всех, вестимо, но для деревни – да…
– Вот об этом я не подумал, – задумчиво проговорил мякша, – теперь, коли так, нам, пожалуй, быстрее поверят. Только все не легче от того.
– Не легче, – опустил голову Ахти.