– Отцами так заповедано, – с готовностью ответил Мирко. – И помогает ведь это…
– Вот, верно сказал, – одобрил старик. – «Помогает». Для того и потому человек верит, что помочь себе желает, обезопасить себя, а значит, и место, где живет. А что самое страшное, от чего спасаться следует?
Мирко пожал плечами. Ему казалось, что разговор уходит в сторону от главного: куда ему идти, где и как искать Рииту? Если уж такой небывалый пал на него выбор, то как оправдать его? Как не подвести доверие великих богов?
– Смерти, наверно, – отвечал он, но понял, что ответил слишком уж просто. – Нет, не смерти. Того, что все, зачем он жил, сгинет, пропадет.
– Опять угадал, – подхватил Реклознатец. – А откуда такая напасть прийти может? – Тут колдун не стал уж пытать парня, а ответил сам: – Оттуда, с полуночи. Раз уж Всадник приходил, силой взять думал, да, видно, не вышло, хоть и многое он извел и изничтожил под корень. Теперь снова пришел, иной способ нашел, куда вернее прежнего – на души людские посягнул. А с душой испорченной все пропадет, зачем человек живет. Выходит, потому, что вера та душу обезопасить может, за ней человек и тянется, не хочет себя загубить.
– Разве твоя вера или мякшинская душу не лечат? – усомнился Мирко.
– В том и разница, думал я о сем, – вздохнул Реклознатец. – Скажи-ка мне, разве вера твоя учит, где добро, где зло?
– А то разве нет? – поразился мякша. – Солнечное колесо – то добро, Гром да Веточник – добрые, а Маринка – злая. Деревья, не спросясь, рубить – тоже злое дело…
– Нашел злыдню – Маринку, – молвил в ответ колдун. – Смерть за зло считаешь? Ты скажи кому из стариков – они тебе растолкуют, какое это зло. Про дерево – это ближе. А про Грома да Солнце-Дар это ты хватил: а кто месть заповедовал?
– Как же без мести? – изумился Мирко. – Что ж, обиду сносить? Молча?
– А ежели тот, кого сгубили, сам хуже нелюдя был? И за него жизни класть на многие лета? Нет, Мирко, нет ни в вашей вере, ни у хиитола ни зла, ни добра. Все земное у нас, всему почет должный оказан. Да это и не плохо вовсе. Только человек знать хочет, как душу уберечь, а ответа нет: пришел, возник из-за крома всадник, а чем ему противостоять? Нет ответа. И еще: что мы знаем? Землю уважай, сам не плошай, ну а там – как доля и недоля договорятся. То, конечно, верно. А как же с долгом быть? Есть у человека долг и можно ли обойти его – об этом ни слова. А в вере арголидской обо всем есть. Вот и дядя твой не потому на севере остался, что старым да слабым себя посчитал. Он пусть и не ведает, что там из северных пустынь надвигается, зато ко всему готов, знает, чем любое зло одолеть.
– Так чем же, дядя Реклознатец? – воскликнул Мирко. – И я тут при чем? И Риита?
– Да при том, чудак ты человек, – рассмеялся колдун, – что не доля тебе такая выпала – с богиней полюбиться. То долг твой – огонь этот, искру, что в вас заронилась, не потерять, не загасить. Зачем же, спросишь? Какой тут долг, скажешь? Я так мыслю, что только от любви в мире согласие быть может. На силу найдется сила, мудрость у каждого своя, а любовь людей единит, а не разбрасывает, и не принуждает, а обязывает. Вот и вера та, кто понял, в чем она, о том же толкует: тот, кто любит, и других беречь будет, и землю, и память, и тем себя сбережет, и того превозможет, кто из тьмы опричной возник. И в том и добро, и долг. Те же, кого вы богами зовете, они были раньше, чем белый свет зачался. Они землю сотворили и тем себя с ней связали, потому что любили ее и любят. А человек – душа свободная, сам выбирает: любить ли, прощать ли или казнить да губить. Вот и задача тебе: сохранит человек любовь к тому, в ком душа земли, положит ли жизнь ради этого или на попятный пойдет? Сохранит, полюбит – оправдан будет белый свет, будет жив; нет – все прахом пойдет. Уразумел ли?
Наступила тишина. Ветер на дворе стих, но тучи не ушли. Сгущались сумерки, давно солнце село, и теперь его последние, пропавшие за пеленой лучи едва выглядывали из-за горизонта. Дрова в печи потрескивали едва слышно. Мирко, ошеломленный и сбитый с толку, произнес тяжело:
– Зачем мне все это, дядя Реклознатец? Я Рииту люблю, кто бы она ни была – хоть богиня светлая, хоть ведьма, хоть русалка, хоть дева зачарованная, хоть оборотень, пусть даже и дух бесплотный, которого сам выдумал. Мне одно надо знать: куда идти, чтобы ее вновь обрести, да что для этого делать. А уж если это богам или странам дальним, да еще и Мякищам на пользу пойдет, так я тому только рад буду. Спасибо, что растолковал мне, кто есть кто, да что я с собой в кармане да сумах седельных везу, да про веру дядину. Только ведь я к тебе пришел за тем, чтобы знать: куда да как. Если хочешь, советом это назови, потому как по твоим речам выходит, что обо всем ты мне рассказал, а уж решать я сам буду. Это справедливо. Но уж не обессудь – прошу совета твоего!
– Что ж, вот тебе совет, – откликнулся Реклознатец. – Возвращайся в Сааримяки да женись на Хилке. Бусину при себе оставь, может, вы в том краю еще побываете, дождетесь, пока объяснит кто, как у Антеро вышло. Ко мне будешь ходить на гуслях дивных играть учиться. И спокоя на твой век еще хватит, не так Всадник еще силен. Ну а коли по Риите затоскуешь, так ведь кто знает: Хилка – не она ли, только еще раз преображенная? Ведь и такое возможно. Ну что, приемлешь такой совет?
И вновь наступила тишина. Колдун во всем был прав. Действительно, доля и без того дала Мирко все, о чем можно было желать. Руку протяни – и все твое, ну за чем ему гнаться, куда идти, что искать? И с кем вздумал бороться – со всадником? Вот уж воин!
– Нет, – ответил мякша. – Не приемлю.
– Вот видишь. А еще спрашивает, почему я, мол, выбран. – Колдун говорил, светло улыбаясь и Мирко, и чему-то своему. – Каждый ли пойдет неведомо куда, неведомо что искать? Каждый ли на то жизнь положит? А если пустое это все, обман, если это всадник тебя крутит, чтобы заманить да бусину отнять?
– Может, – безразлично отвечал Мирко. – Может, и я – не я вовсе, а пень березовый. Скажи, куда мне идти прежде, куда после, место укажи. А бусину я тебе отдам – она тебе нужнее, да и сохраннее будет. А то вдруг я потеряю дорогой.
– Да ты уж такими вещами не разбрасывайся, – полушутя-полусерьезно отвечал старик. – Это, если хочешь, мой первый тебе совет. А остальное – не горюй, все сегодня скажу. Только повечеряем прежде. Бани моей ты так и не испробовал. Да уж ладно, захочешь – придешь еще. А сейчас в подпол полезай, доставай все, что душе угодно.
Будучи на седьмом, а может, и выше, небе от радости, что колдун оправдал-таки его надежды, что можно будет не ждать чего-то от богов, а самому добиваться своего, он был счастлив, что знал, чего хочет.
Сели вечерять, и колдун повел речь о дальнейшем пути.
– Завтра паромщик будет, перевезет тебя с конями через плес.
– Какой паромщик? – не понял Мирко. Никакой переправы через плес вчера не было.
– Увидишь, – усмехнулся колдун. – Левым берегом, если от реки отойти, выйдешь на старое русло. По-над ним старая дорога идет. Она, хоть травой поросла, а все же куда проходимее, чем ольшаник приречный. До Хойры здесь пешему – четыре дня ходу, а конному – и того быстрее. На Хойре берег отлогий, песчаный, селение сразу увидишь. Кораблей там сейчас мало – не самый еще торг. В той деревне лодочник есть, хиитола – Ари Латикайнен, к нему подойди, скажи, что от меня идешь, – он поможет. Я к нему ворона с письмом услал.