Снаружи было тихо – никаких посторонних звуков, кроме обычных скрипов, шелестов, невнятных голосов издали и собачьего лая. Через некоторое время послышался шорох шагов.
– Эй, мякша. – Это был старший. – Пса твоего я здесь привяжу, у дверей. К тебе не пущу. – Лязгнул замок, дверь отворилась, Мирко услышал, как Пори взвизгивает и рвется к хозяину, как ремень, которым привязали пса, дергается, натягиваясь. Старший вошел, внес кожаное ведерко, наполненное светлой водой. – И вот еще. – Он вынул из-за пазухи ломоть хлеба и завернутое в тряпку сало.
– Благодарствуй. – Мирко поклонился воину как старшему, сохраняя достоинство свободного человека.
– Драться ты горазд, – без всякого, казалось, чувства ответил Свенельдов человек, глянув на Мирко светлыми, выцветшими глазами. – Сиди покуда смирно. Думаю, у Свенельда до тебя дела нет. Так что скоро восвояси пойдешь. Сиди пока. Сена сейчас принесут.
Старший без всякой опаски повернулся к Мирко спиной, вышел, заперев двери.
Вскоре пришел дружинник помоложе, принес огромную охапку свежего, еще пахнущего прибрежным лугом сена. Не сказав ни слова, он на миг задержался у порога и оценивающе поглядел на мякшу.
«Чего это они зыркают?» – подумал Мирко. Делать, однако, было нечего – оставалось ждать. Пори за стенкой после ласковых слов хозяина унялся и, видимо, лежал близ дверей, подремывая – сторожил его отдых. День медленно полз к полудню, но жарче не становилось. Должно быть, свежестью тянуло от великой реки. Мирко уж не клял себя за опрометчивость – как ни поверни, а выходило так, что все, что бы он ни делал, должно было случиться. Могло, наверное, сложиться иначе, но тогда надо было бы возвращаться к приюту Реклознатца и выбирать на Вольные Поля иную дорогу. Но ведь именно эту он выбрал сам, даже с колдуном советовался, так что никакого другого пути не виделось. Так, за размышлениями, Мирко не заметил, как задремал. Ему пригрезились только что виденные чужеземцы, говорившие на незнакомом языке. Будто бы он идет куда-то с ними по лесу, по какому-то важному делу, и спутники его подбадривают, по-своему сдержанно и грубовато, а потом постепенно начинают кто – уклоняться в сторону, кто – отставать, и в конце Мирко оказывается на полянке рядом с высоким, немолодым уже ратником. У того узкое, худое, в морщинах лицо с впалыми щеками и четкими линиями от носа к губам, желтая прямая борода и такие же волосы, выбивающиеся из-под остроконечного шлема. Немец жестом останавливает Мирко, берет его за руку и вкладывает в ладонь что-то прохладное и стеклянное на ощупь, а сам кивает, оборачивается и мигом, будто не было, скрывается в лесу. Мирко разжимает кулак: на ладони лежит крупный бледно-фиалковый камень-самоцвет. Он опять сжимает пальцы и не спеша направляется в противоположную сторону, тоже к лесу, будто знает, зачем и куда идет…
Очнуться Мирко заставил злобный лай Пори – некто, бряцая оружием на поясе, шел к сараю. По походке Мирко уже стал узнавать старшего.
– Недолго тебе ждать пришлось, – проговорил тот, отпирая дверь. – Со мной пойдем. Пса здесь оставим до поры.
Не спрашивая, куда его ведут, Мирко подчинился. С равным успехом это могла быть дорога как на казнь, так и на свободу. Старший мог и сам этого не знать.
Шли не главной улицей – задворками, между изгородями и огородами, и Мирко видел только дворы, где сейчас было пусто, – все ушли работать. Только в некоторых женщины были заняты кормом птицы. Хотя нарочно, казалось бы, никто не обращал на него внимания, тем не менее Мирко ловил или чувствовал внимательный взгляд: должно быть, слава о нем по селу уже разошлась. И ничего хорошего это не предвещало.
Наконец вышли к берегу Хойры и направились к пристани. Там уже мелькали другие дружинники, виднелась могучая фигура Свенельда, был и кое-какой деревенский люд. Посреди площади явно что-то лежало, вокруг чего все и столпились.
– На холме, с той стороны, откуда ты пришел, нашли мертвое тело. Говорят, Асмунд, – скупо обронил старший, шедший позади Мирко. – Рана жестокая. Видно, что не твоим мечом, – продолжил он. – А ты скажи, что твоим.
Дружинник снова замолчал, давая понять, что ответ Мирко его мало занимает. Поднялись к площади.
– Ага, пришел. – Свенельд мигом приметил, что виновника привели. – Рядиться после будем, – без обиняков начал он. – А сейчас скажешь мне все как есть. Можешь и врать – мне дела мало. Только ври складно. Сюда подведите его.
Удивленный таким беззастенчивым напутствием, Мирко, все так же сопровождаемый старшим, шагнул к середине круга. Из сельских мякша приметил только Прастена, комкающего в руках шапку, да пожилого уже, но и здорового бородатого мужика, одетого получше прочих – в ладно скроенный мятель и кожаные сапоги. Надо думать, что был это не кто иной, как староста: глубоко посаженные глаза глядели колюче и недоверчиво из-под сросшихся черных бровей. И еще одного приметил Мирко – по одежде и вышивке на рубахе: хиитола, белобрысый, сероглазый, в летах, сходных с Юккой Виипуненом. По осанке и манере Мирко опознал рыбака. «Не тот ли самый Ари Латикайнен?» – подумал он.
Долго разглядывать ему, правда, не дали. Посреди площади лежала куча рогож. Свенельд жестом приказал отбросить верхние. Под ними было то, о чем Мирко уже предупредили, а именно разваленное пополам колдовским клинком тело разбойника. Одежду и доспех испачкала земля, но, поскольку было в ней много песка, очистить останки оказалось просто.
– Прастен сказал, будто ты с той стороны явился, где холм межевой, – начал Свенельд, расхаживая туда-сюда возле рогож, нимало не смущаясь видом мертвеца. – Этот, – он носком сапога указал на убитого, – не далее чем вчера вечером еще теплый был. Как были у тебя три коня, то следы их найти не великий труд был. Встретились вы на том холме?
– Встретились, – четко отвечал Мирко.
Было ясно, что Свенельд что-то затевает и при этом использует Мирко, но что эта затея обещает ему самому, мякша пока догадаться не мог.
– Твоих рук дело? – вопросил Свенельд даже как-то с насмешкой: видел, что пришельцу не по силам такой удар.
– Моих, – неожиданно уверенно ответствовал Мирко. – «А кто, как не я, заставил его за мной пуститься?» – мелькнула у него мысль.
– Где сеча была? – продолжал осведомляться Свенельд, все так же расхаживая перед собранием.
– На холме, вестимо, – пожал плечами Мирко. – У камня межевого.
– С восходной стороны от камня или с закатной? – продолжал выспрашивать воевода.
– С восходной, – Мирко кивнул, вроде как сам себе в подтвержджение.
– Ладно, – осклабился Свенельд. Метнув взгляд на старосту, Мирко заприметил, что и тот довольно ухмыльнулся. – Теперь говорить станешь, где ты Алвада повстречал до того, как в селе решился меч открыть.
– В лесу повстречал, средь тех разбойных людей, у кого Асмунд атаманом был. – Мирко говорил складно, как и положено на сходах или судах. Воинам, очевидно, это было по нраву: новых забав в селе было мало, а Мирко таковую забаву собой являл: мякши здесь гостевали нечасто и считались диковатыми увальнями. Мирко же удивлял, как если бы вдруг заяц стал за лисой охотиться или куры в поднебесье полетели.
– Чем докажешь? – резко спросил Свенельд.
– Возьмите колчан мой, – быстро сообразил Мирко. – И тело того Алвада осмотрите. Я его в лесу стрелой достал. Рана должна быть. У вас, разумею, таких стрел нет, как мои. Они далече сделаны.
– Тело смотрели? – обратился воевода к старосте.
– Смотрели, – сильным, но глуховатым голосом отвечал тот. – Есть рана стреляная. Неглубока, должно быть, издали. – И присовокупил: – В плечо. В правое.
– Хаскульв, пойди и сличи со стрелами, – приказал Свенельд, обращаясь к старшему, стоявшему недвижно за спиной Мирко. – Да не медли. Ту стрелу, ежели подойдет, сюда неси. У тебя небось не один полный тул с собою? – он опять взглянул на мякшу.