Как всегда. От него получили то, что нужно и выкинули его обратно на обочину. Вол сунул мешочек с серебром за пазуху и встал. Они молча прошли до ворот, уже перед порогом Вол застыл и повернулся к Садиатту. На лице торговца всё ещё сияла желтоватая улыбка.
— Слушай, а что северяне с ними там делают-то?
— Понятия не имею, дружище, да и знать не хочу. — Садиатт снова издал свой шакалий смех. — Только никто из них больше не возвращается.
— Понятно, — протянул Вол. — Ну, бывай.
— И ты бывай, дружище. Аккуратнее на дороге.
Вол хотел было сказать, что уже не собирается колесить по дорогам, но промолчал и ушёл.
Ничего, последнее слово всегда остается за Волом. Может его не любят, может его преследуют неудачи, зато чуйка у него работает, что надо. И Садиатт, и все остальные в конечном итоге будут жалеть, что не считались с ним. Они еще будут его имя вспоминать, да.
Ногу опять скрутило еще одним приступом. Вол зашёл в тень какого-то переулка и оперся на стену. На улице бегали дети, играли с какими-то палками. Дородный торговец пытался впарить огромному белобрысому северянину яблоки по цене в три раза больше обычной. Двое юношей держались за руки и мило ворковали. Атлетичная женщина шла, качая бедрами так, что из под плаща постоянно выглядывало загорелое мускулистое бедро.
У Вола кольнуло сердце. Глупости всё это, он добился чего хотел, а это всё обыватели, которые нихрена не знают. Он тяжело задышал, пытаясь успокоиться.
— Вам плохо? Нужна помощь? — раздался сзади звонкий девичий голос.
— Нет, спасибо большое, — с благодарностью сказал Вол, обернулся…
И внутри у него все похолодело. В переулке в метре от него стояла фигура в маске, раскрашенной в черно-белый. Морда птицы — сороки, судя по всему. На голове капюшон, остальное тело скрыто в сером грязном балахоне.
— Ты кто такая? — громко спросил Вол.
— Ой, вы всё равно не запомните, такие уж делишки.
— И что тебе от меня надо?
Она звонко засмеялась.
— Мне — ничего. Что может быть нужно от старика, который даже собственного слова не держит? — Из-за маски не было видно лица, но Вол был уверен, что она ухмыляется. А ещё голос казался подозрительно знакомым. — Разве что… жизнь.
Вол не стал ничего говорить, просто бросился вперёд. Он не боец, никогда не был, но сбегать тоже надо уметь. Он заставил землю плотно сцепляться с ногами, придал себе ускорение и бросился вперёд, рассчитывая оттолкнуть нахальную девчонку.
Стоп, а кого он собирался оттолкнуть? Чего это он стоит посреди переулка и прыгает как баран? Вол уперся руками в колени, выдохнул. Видимо от жары уже помешательство начинается. Всё тупой миектец, который не может нормальный корабль найти.
Сердце кольнуло, потом ещё раз как-то особенно сильно. Он опустил глаза вниз и увидел, что на груди расплывается красное пятно. Серебрянные монеты со звоном посыпались на землю, разлетаясь по всему переулку. Кто-то на ухо прошептал:
— Вот так всегда и бывает с теми, кто много болтает.
Вол попытался повернуться, посмотреть, кто это там, но ноги подкосились и он упал на землю. Перед глазами оказалось небо, которое почему-то то темнело, то разгоралось ярче. Семь осколков спокойно себе висели, не собираясь никак реагировать на происходящее. Последнее, о чем Вол успел подумать, проваливаясь во тьму, было «А ведь всегда хотел умереть в дороге, а не в драном городе.»
Глава 12
Боль приходит с пробуждением, а может пробуждение приходит с болью. Всё повторяется раз за разом. Есть ли шанс научиться решать проблемы иначе?
Боль причинял свет, пробивавшийся сквозь зашторенное окно. Платон застонал и попытался перевернуться, на что ребра распространили боль и по остальному телу. Простыня прилипла к коже, на покрывале остались следы крови, во рту был омерзительный металлический привкус.
Медленно, едва ли не поскрипывая, он сел на кровати. Вчерашний день вспоминался с трудом. Борцы на площади. Море. Бестолковая вечеринка. Женщина, разделывающая взглядом. Полководец, с улыбкой выстраивающий масштабный заговор. Драка на улице. Едва ли в прошлой жизни были моменты более насыщенные.
Одежда, перепачканная грязью и кровью, была свалена в кучу на полу, зато под ней обнаружилась шкатулка. Платон, морщась от боли, натянул хитон и направился к комнате Амалзии. Он помнил, что она была ранена, помнил, что помог ей дойти до комнаты, потом доплелся до своей кровати, каким-то чудом разделся и провалился в сон.
Кровь на плаще неожиданно всплыла в памяти. Рана серьезная. Что, если она умирает? Если уже умерла? Платон постучал в дверь. Нет ответа. Сердце забилось чаще. Он постучал ещё раз, громче, подергал дверь за ручку. Тишина. Черт подери.
Он спустился вниз в общий зал, несколько караванщиков в углу играли в кости. Гобрий пытался оттереть со стойки пятно. Увидев Платона, она нахмурился.
— Что у вас, черт подери, вчера случилось?
— Небольшая драка, — ответил Платон. — Я ищу Амалзию. Не видел её?
— Видал, да. Она часа два назад куда-то ушла.
— С ней всё в порядке? Её ранили вчера.
Гобрий почесал голову, только потом понял, что рука была мокрой, и тихо ругнулся.
— Да вроде нормальная была. Помята чутка, как и ты, но на ногах стояла крепко.
— Не знаешь, куда она ушла?
— Понятия не имею, — развел руками Гобрий.
Платон направился к караванщикам, но они тоже ничего не знали, как и слуги. Неудивительно, ещё бы Амалзия кому-то отчитывалась, да и постоять за себя она может, но где-то на задворках сознания шевелилось беспокойство.
Он отогнал его в сторону и вышел на задний двор, где обнаружил Игоря. Мужчина стоял возле деревянного столба и методично наносил по нему режущие удары. Движения были быстрыми и отточенными. Платон окликнул его, тот резко развернулся, сжимая в руке нож. На секунду показалось, что Игорь сейчас бросится на него, но он тут же опустил руку и натянул свою привычную ухмылку.
— Доброе утро.
— Доброе. — Игорь кивнул на его разбитые кулаки и лоб. — Влип в передрягу?
— Ага. Вчера столкнулись с несколькими грабителями. Не видел Амалзию?
— Не-а, со вчера не видел.
Игорь убрал нож и подошёл ближе к нему.
— Тебя неплохо отделали. Тебе стоит тренироваться, раз обычный грабитель может тебя отделать.
— Дашь какой-нибудь совет?
Игорь погладил щетину на подбородке.
— Не знаю даже. Я полжизни этим занимался, так что для меня это уже привычно. Но тебе однозначно стоит подыскать себе оружие и ходить с ним. Ножи лучше кулаков, мечи лучше ножей.
— Но ты не носишь меча, — заметил Платон.
— Я предпочитаю удивлять противников, а меч слишком выдает твои намерения. Лучше казаться безобидным, тогда они не будут готовы к тому, что ты можешь. А ещё лучше, если тебя и вовсе не видели. Но для тебя это всё мало подходит.
— А Система? — Платон понизил голос, чтобы никто не услышал лишнего.
— Система дает тебе информацию, на высоких уровнях ещё и добавляет способностей на грани сверхъестественного. Двигаешься быстрее, слышишь больше, легче переносишь боль. Но решения принимаешь ты, к тому же никакой совет не сделает тебя бойцом. Нужно уметь держать удар, нужны рефлексы, сила и ловокость.
— Слушай, ты можешь объяснить, почему система такая абсурдная? Я получаю очки непонятно за что, навыки называются непонятно как, голоса в голове временами несут чушь. Концепции тоже так и не появились.
— Хрен его знает. Про очки могу сказать одно, они иногда приходят даже когда ты бездействуешь. Почему так, как они рассчитываются — я не знаю. Я вкладывался буквально в два показателя, но не могу сказать, что это лучший путь, — он поджал губы и указал руками на окружающее пространство, — сам видишь, где я оказался. Концепции появляются редко, как мне кажется, они возникают, когда удается найти необычный подход, взглянуть на ситуацию иначе, но у меня их всего пара штук.