Оррик лишь утвердительно хмыкнул.
— Так вот, думаю, ты и сам желаешь объяснений.
— Да.
— Боюсь, если я стану рассказывать всё целиком и по порядку, то не закончу до следующего заката… Ладно, попробую начать с самого важного, а там уж расспрашивай о тех подробностях, что тебя заинтересуют. Представь себе: твой любимый брат… у тебя, кстати, есть братья?
— Была сестра, когда я покинул мою страну.
— Ну вот представь себе: скажем, у тебя есть нежно любимая сестра, которая обожала кошек, души в них не чаяла, но после того, как кошка, возьмём для примера, выцарапала ей глаз, её охватило безумие, не оставившее иного смысла в жизни, кроме как мучительно убивать всякого представителя кошачьей породы, до которого она может добраться. Боль и смерть не доставляют ей никакого удовольствия, после каждой расправы она не может уснуть из-за кошмаров — но просто больше не в силах думать ни о чём другом. Какое-то время кажется, что любовь родных и покой направляют её к выздоровлению, она уже почти может поддерживать нормальный разговор, ты даже убеждаешь себя, что она потихоньку начинает радоваться жизни — но затем маленький толчок, какая-нибудь мелочь, типа взгляда на своё отражение в глади воды или полированном металле, и безумие возвращается с удвоенной силой! А ещё хотя бы попробуй представить, что твои родственные чувства — это не людская смесь из привычки, обычая и божественных наказов, а действительно глубокая связь, которая может и не требует постоянных встреч, но сохраняется, даже если истинные движения ваших сердец, крылья, которые несут вас по жизни, совершенно различны! Братья и сёстры могут вырасти не похожими ни в чём, ни духом, ни телом, могут не встречаться десятилетиями — но кровная связь остаётся неразрушима. Ведь вы не похожи ни духом, ни телом и кто знает, смогли бы вы не перебить друг друга без такой связи. Так что с одной стороны ты остро чувствуешь страдания своей сестры, а с другой не можешь поднять на неё руку — тошнота скручивает от одной мысли об этом. Если представил — то, может быть, понимаешь, зачем мы устроили всё это и зачем нам нужен был ты.
— Понимаю, но твои аналогии мне не льстят.
Без очков глаза Кларина блестели как отполированная медь:
— Не стану даже притворяться, что жизни драконов и двуногих для меня стоят на одной доске. Мой старший брат, Серебряная Броня, который среди людей взял себе имя Раймертис, их туда ставил. Ты сам видел, к чему это его привело.
— Что с ним случилось на самом деле? — ответил Оррик. — Я слышал лишь байки, например, про Серебряную Броню и дочь короля.
— Пффф, — фыркнул Кларин. — Король Амаур собственноручно поджарил бы свою дочь моему брату на ужин, если б мог купить его содействие такой ценой. А потом завёл бы новых дочерей, чтобы повторять по мере необходимости. Этому… этому слизняку хотелось военных побед и покорения соседей. Тогда как Серебряной Броне хотелось покоя хотя бы в том крохотном уголке Мира-Яйца, за которым он мог присмотреть, а не игр в престолы и империи. Я тогда был ещё слишком молод и неискушён, я сам не представлял всех опасностей, окружающих брата, и я оказался далеко, когда всё произошло. Таких сокровищ, чтобы хватило оплатить войну, у Серебряной Брони не было. Вопреки слухам, далеко не все из нас копят золото и драгоценные камни. Но тело взрослого дракона — само по себе ценное магическое сокровище. То, что вы называете Вторым Дыханием для нас первое, наши кости, чешую, кровь, почти всё можно использовать в изготовлении чудодейственных предметов и волшебных зелий. И вот, Амаур сговорился с сектой, которая обещала ему содействие в завоеваниях, если он поможет им заполучить тело Серебряной Брони.
Кларин покачал головой:
— Мой брат так и не рассказал, что именно за ловушку они ему подстроили и как именно он вырвался. Когда он ещё был Серебряной Бронёй, он не раз говорил мне, что готов рано или поздно столкнуться с неблагодарностью и предательством. Я до сих пор гадаю о том, какая же гнусность понадобилась, чтобы вырвать его прежние крылья с мясом и превратить его в то, с чем ты сражался.
Довольно долгое время оба молчали. Наконец Оррик, поняв, что теперь ему уже не так больно дышать и говорить, сказал:
— Я думаю, твой брат мог бы остаться победителем в нашем бою. Достаточно было позволить Агарнату добить меня и притворяться мёртвым, пока тот не подойдёт поближе, чтобы ударить хвостом, не двигая для этого всё тело. Видно он и вправду когда-то столкнулся со страшным предательством, раз отвращение к тем, кто бьёт своих в спину, пересилило даже ненависть, не говоря о желании жить. Я не жалею о его смерти, но надеюсь, что Восемь Небесных Богов проявят милость к его душе.