— Да, я понимаю. — Он на секунду крепко прижал меня к себе. — У тебя доброе сердце, Саксоночка, но ты не имеешь представления, с кем бы тебе пришлось иметь дело.
— С эльфами, да? — Я устала и была взбудоражена происшедшим, но попыталась скрыть свое состояние и говорила легкомысленным тоном. — Я не боюсь суеверий. — Внезапная мысль поразила меня. — А ты… неужели ты веришь в эльфов, оборотней и тому подобное?
Джейми помолчал, прежде чем ответить мне:
— Нет. Нет, я не верю в такие вещи, но будь я проклят, если бы решился лечь спать на всю ночь на таком вот заколдованном холме. Но я ведь образованный человек, Саксоночка. В доме у Дугала у меня был немецкий учитель, очень хороший, который учил меня латыни и греческому, а позже, когда я в восемнадцать лет уехал во Францию, я изучал историю и философию, понял, что мир неизмеримо обширнее наших теснин и болот и наших озер с их водяными конями. Но здешние люди… — Он махнул рукой в сторону темноты, оставшейся позади нас. — Они никогда не отходили дальше чем на день пути от того места, где родились, разве что ради столь великого события, как Собрание клана, да и это не более двух раз в жизни. Они живут среди ущелий и озер, и они слышали об окружающем мире не больше того, что рассказывает отец Бэйн в церкви по воскресеньям. Только это да еще старые сказки.
Он отвел в сторону ольховую ветку, и я пригнулась под ней. Мы находились на оленьей тропе, по которой раньше прошли мы с Джейли, и я была обрадована этим новым свидетельством того, что он может найти дорогу даже в темноте. Удалившись от заколдованного холма, он говорил нормальным голосом, порою умолкая для того, чтобы отклонить с дороги какую-нибудь колючую ветку.
— Эти сказки звучат страшно, но и увлекательно в устах Гуиллина, когда ты сидишь в Холле, потягивая ренское вино…
Джейми шел по тропе впереди меня, и его голос возвращался ко мне, мягкий и выразительный в прохладном ночном воздухе.
— Но за стенами замка, и особенно в деревне, все это совсем по-другому. Люди живут такими сказками. Думаю, в некоторых из них таится правда.
Я вспомнила о янтарных глазах водяного коня. И подумала, в скольких же еще сказках есть эта правда.
— А в других… ну… — Джейми заговорил тише, и мне пришлось напрягать слух. — Родителям этого ребенка легче поверить, что умер именно оборотень, а их собственное дитя, здоровое и счастливое, живет вечной жизнью у эльфов.
Мы дошли до того места, где были оставлены лошади, и через полчаса огни замка Леох приветливо засияли перед нами в темноте. Я никогда не думала, что буду воспринимать это мрачное здание как аванпост истинной цивилизации, но сейчас огни показались мне символом просвещения.
Только когда мы подъехали поближе, я поняла, что своей яркостью свет обязан цепочке фонарей, зажженных вдоль парапета моста.
— Что-то случилось, — сказала я, поворачиваясь к Джейми.
Взглянув на него впервые за этот вечер при свете, я заметила, что он одет не в обычную свою драную рубашку и поношенный килт. Белоснежная полотняная сорочка прямо-таки сияла в свете фонарей, а его лучший — и единственный — бархатный кафтан был перекинут поперек седла.
— Да, — сказал он. — Поэтому-то я и начал разыскивать тебя. Герцог наконец приехал.
Герцог представлял собой нечто достойное удивления. Я не знаю, кого, собственно, я ожидала встретить, но, во всяком случае, не грубовато-добродушного, крепкого, краснолицего спортсмена, которого я увидела в зале Леоха. Лицо у него было веселое, грубое, обветренное, светло-голубые глаза постоянно смотрели немного вбок, словно он пытался уследить за полетом фазана, глядя против солнца.
На минуту я подумала, что недавнее несколько театрализованное описание герцога отчасти преувеличено. Однако присмотревшись к собравшимся, я заметила, что все юноши моложе восемнадцати лет со слегка настороженными лицами наблюдают за тем, как герцог смеется и дружески болтает с Коламом и Дугалом. Значит, дело не в театральном искусстве: молодых людей предостерегли.
Я с трудом сохраняла серьезное выражение лица, когда меня представляли герцогу. Он был рослый мужчина, полный достоинства и солидный, очень похожий на тех громогласных ораторов в пабах, которые подавляют оппозицию громкостью и повторениями. Я, конечно, тоже была предупреждена рассказом Джейми, но физическое впечатление было столь подавляющим, что, когда герцог, склонившись над моей рукой, произнес: «Очаровательно встретить соотечественницу в столь отдаленном месте» — голосом, похожим на писк взволнованной мыши, я была вынуждена прикусить щеку изнутри, чтобы не осрамиться публично.