Было ясно, что эта процедура совершается регулярно — Колум таким образом вершит суд и справедливость по отношению к своим ленникам и арендаторам, разбирает иски и разрешает споры. Соблюдалась определенная очередность в разборе дел, лысый письмоводитель оглашал имена, и их обладатели выступали вперед в установленном порядке.
Некоторые дела разбирались по-английски, но большинство — на гэльском языке. Я уже заметила раньше, что речи на этом языке включали в себя вращение глазами и притопывание ногами с целью усилить выразительность, и это почти не давало возможности судить о серьезности казуса на основании поведения тяжущихся.
Как я поняла, некий субъект весьма потрепанного вида — словно молью изъеденный, — с огромной шотландской сумкой-спорраном,[12] на отделку которой ушла, по-видимому, целая барсучья шкура, обвинял своего соседа ни много ни мало как в убийстве, поджоге, а также в похищении жены. Колум приподнял брови и быстро сказал что-то по-гэльски, отчего оба, истец и ответчик, ухватились за бока от смеха. Утерев глаза, истец кивнул и протянул руку ответчику, в то время как писец деловито строчил по бумаге, и скрип гусиного пера напоминал мышиную беготню.
Моя очередь была пятая. Видимо, такой порядок выбрали продуманно, чтобы продемонстрировать собравшимся значительность моего появления в замке.
К моей радости, на этот раз делопроизводство велось на английском языке.
— Миссис Бошан, пожалуйста, выйдите вперед, — воззвал писец.
Понуждаемая совершенно ненужным толчком мощной руки миссис Фицгиббонс, я, спотыкаясь, вступила на открытую площадку перед креслом Колума и весьма неуклюже сделала реверанс — я заметила, что так поступали все женщины до меня. Туфли, которые мне дали, были сшиты на одну ногу, а точнее сказать, представляли собой некие продолговатые кожаные футляры, и переступать в них, сохраняя какое-то подобие изящества, оказалось затруднительно. Легкий шорох пробежал среди собравшихся, когда Колум оказал мне честь, встав со своего кресла. Он подал мне руку, за которую я уцепилась, чтобы не хлопнуться плашмя на пол.
Выпрямившись после реверанса и проклиная про себя нелепые туфли, я обнаружила, что стою прямо перед Дугалом. Поскольку именно он захватил меня, ему и было поручено обратиться от моего имени с просьбой принять меня в замок то ли в качестве гостьи, то ли в качестве пленницы — это уж как взглянуть. Я с любопытством ожидала, каким именно образом братья меня определят.
— Сэр, — начал Дугал, отвесив Колуму официальный поклон, — мы просим снисхождения и милости по отношению к леди, которая в тяжелую минуту жизни нуждается в защите и безопасном убежище. Миссис Клэр Бошан, английская леди из Оксфорда, подверглась нападению разбойников, ее слуга был предательски убит. Она бежала и заблудилась в лесу среди ваших владений, где и была обнаружена и спасена мной и моими людьми. Мы просим, чтобы ей предоставили убежище в замке Леох, — он сделал паузу и усмехнулся не без цинизма, — до тех пор, пока ее английские родственники не будут извещены о ее местопребывании и не обеспечат ей безопасный проезд.
Я не упустила из виду ударение, сделанное Дугалом на слове «английские», — думаю, что и все присутствующие обратили на это внимание. Таким образом, предлагалось меня принять, но оставить под подозрением. Если бы он сказал «французские», к моему появлению отнеслись бы как к дружескому или в худшем случае нейтральному вторжению. Бежать из замка, пожалуй, будет труднее, чем я думала.
Колум изящно поклонился и предложил мне неограниченное гостеприимство от чистого сердца — во всяком случае, на словах. Я снова сделала реверанс — с большим, чем в первый раз, успехом — и удалилась на свое место, сопровождаемая любопытными, однако более или менее дружелюбными взглядами.
Вплоть до этого времени разбирались дела, в которых были в основном заинтересованы тяжущиеся стороны. Зрители потихоньку переговаривались, дожидаясь своей очереди. Мое появление вызвало общий более или менее оживленный интерес и, как мне показалось, было встречено одобрительно.
Но тут в холле началось возбужденное движение. Дородный мужчина выступил на площадку перед креслом Колума, таща за руку молоденькую девушку. Ей было на вид лет шестнадцать; личико хорошенькое, хоть и обиженно-надутое; длинные золотистые волосы перевязаны сзади голубой лентой. Она стояла одна на открытом месте, в то время как дородный мужчина, размахивая руками, что-то объяснял по-гэльски, время от времени указывая на девушку в подтверждение своих обвинений. Речь его сопровождалась негромкими репликами в толпе.