— У меня есть килтпин**, наколем себе пальцы. Только утром. Сейчас не мешало бы поспать.
— Я не могу спать в Леохе. — Оглядела она спальню оценивающим, немного брезгливым взглядом. — Здесь у них постели не просушивают и поэтому клопы. А я в Париже от клопов отвыкла. У меня в Лаллиброх их нет.
— А сундуки у тебя в Лаллиброх есть?
— Полно. А зачем тебе?
— Да так просто. Люблю спать в сундуках.
Пу́гало задумалось.
— Странн6ый ты какой-то, — окинуло оно мужа взглядом с ног до головы. — И английский у тебя тоже странный.
— А это правда, что ты разговариваешь на четырёх языках?
— Ага, — кивнуло головой. — Я знаю гэльский, французский, английский и испанский. — Стало загибать пальцы.
«Что-то у них тут с пальцами не то», — успел вспомнить Джейми седовласого Колама.
— Круто.
— Что-что? «Круто»? А это на каком?
— На моём. — Он опять налил ей виски. — Пей.
— Нет, я больше не могу, — отрицательно помотало головой пу́гало.
— Как это не можешь! Значит, пьяной возле камина валяться ты можешь, а с мужем выпить ты уже не можешь.
Пугало замялось, пару раз стрельнув глазами в Джейми, как бы не решаясь что-то сказать.
— Я наврала, — выпалило оно, наконец.
— Наврала? Зачем? — сдвинул брови муж.
— Прости меня, пожалуйста, я не хотела. Это по привычке. Я для Колама и Дугала придумала, что это от камина, — показало пальцем на обожжённую щёку, — а на самом деле, от пороха на охоте.
— Ты любишь охоту?! — подпрыгнул Джейми.
— Больше всего на свете! — подпрыгнуло пу́гало.
— Я тоже! Я тоже очень люблю охоту!
— Это хорошо! Я обязательно возьму тебя с собой на охоту, — оно прошло и уселось на кровати. — С тобой Колам не будет ругать. Он сказал: ещё раз поймает меня в Трулиновом лесу, саму пристрелит. Ругается.
Джейми опять задумался.
— Колам тобой командует, да?
— Да, — обиженно надуло губы пу́гало. — Он и замуж выдать хотел. Мне ведь уже двадцать один. Давно пора. — Водило оно пальчиком по узору покрывала. — Дядья волнуются. Не хотят, чтобы я выходила за кого-нибудь из другого клана. Тогда Лаллиброх отойдёт тому лэрду, а Колам не хочет. Он жадный. Они давно мне подыскивают кого-нибудь из МакКензи, а я не хочу.
— Поэтому ты разговаривала грубым голосом?
— Угу, — старательно закивало головой пу́гало, и его кудрявые локоны-пружинки, побалованные недавней встречей с гребешком, заплясали друг с другом джигу. — Чтобы никто не хотел на мне жениться. Чтобы я была страшная. Колам сказал, что скоро отдаст кому-нибудь насильно, а все члены клана они такие преданные Коламу и Дугалу, а я не хочу быть им преданной. Они долго не давали согласие на брак моих родителей, потому что папа был французом, и даже по имени, которое он мне дал, не зовут. Называют Лалли в честь Лаллиброх. Фу, как куртизанку какую-то.
Джейми слушал и понимал, что девушка жалуется. Хочет высказать ему свою боль, просто чтобы пожалел, посочувствовал. И вот-вот его предательская рука уже потянулась взять её ладонь и сжать с поддержкой и состраданием, и вот-вот в голос уже пробрались участливые интонации, а на кончике языка сгрудились слова доброты и человечности, но он тут же одернул себя.
«Не выдумывай, придурок. Тебе домой нужно!»
— А у тебя не было кого-нибудь другого на примете кроме меня?
Девушка погрустнела ещё сильней.
— Он был. Но потом он, — она замялась. — Ай, да не важно, — махнула рукой. — Поэтому я подумала, что нужно замуж за кого-нибудь совсем чужого. Чтобы и Лаллиброх остался в клане, и всяких преданных МакКензи в моём доме не было. К тому же, ты красивый. Вот, — опять улыбнулась она и прихлопнула ладошками по покрывалу.
После этих её последних слов Джейми, тот самый Джейми, который слышал точно такое и даже большее, гораздо большее, не раз, не два, и не двадцать, вдруг засмущался, хоть слова «смущаться» отродясь в его лексиконе не значилось.
«Мне точно нужно домой. Я здесь становлюсь сам не свой», — тряхнул он головой, пока его словарный запас обошёлся «малой кровью».
Так проболтав ещё часа полтора, они, наконец, озаботились сном и простынёй. Пока Джейми пробовал проткнуть палец килтпином, пу́гало вытащило из-под юбки скин ду и, полосонув по основанию большого пальца, откинула покрывала и измазала всю простынь своей кровью.
— А давай всю ночь не спать! — загорелись её глаза.
— Давай! — обрадовался Джейми, но ещё через полчаса они легли «валетом» перед камином на ковре, постелив на него юбки пу́гала и укрылись килтом Джейми.
— Эй, — позвал её парень, — так как тебя всё-таки зовут?