Джейми положил накидку на место, усмехнувшись над описанием зятя.
— Не так все плохо, Иэн, если это избавит тебя от целого утра, проведенного в замерзшем пруду. Ага, схожу. — И повернулся ко мне. — Не хочешь прогуляться со мной, Сасснек? Утро прекрасное, можешь взять с собой корзинку. — Он многозначительно иронически посмотрел на мою огромную ивовую корзинку, которую я брала с собой, собирая травы. — Пойду переодену рубашку. Сейчас вернусь. — Он помчался вверх по лестнице, перескакивая сразу через три ступеньки.
Мы с Иэном переглянулись. Если он и сожалел, что подобные подвиги ему теперь не под силу, то хорошо это скрывал, получая удовольствие от избытка жизненных сил Джейми.
— Так здорово, что он вернулся, — признался он.
— Хотела бы я, чтобы мы могли остаться, — огорченно сказала я.
Мягкие карие глаза наполнились тревогой.
— Но вы не собираетесь уходить прямо сейчас?
Я покачала головой.
— Нет, не сейчас. Но придется уйти до того, как выпадет снег. — Джейми решил, что лучше всего нам пойти в Бьюли, центр клана Фрэзеров. Возможно, его дед, лорд Ловат, сможет помочь. Если же нет, он, по крайней мере, поможет нам уйти во Францию.
Иэн успокоенно кивнул.
— А, да. Но у вас еще есть несколько недель.
Стоял дивный осенний день, воздух был душистым, как сидр, небо до того синее, что в нем можно было утонуть. Мы шли медленно, и я могла искать грибы и болтать.
— На следующей неделе — квартальный день, — заметил Джейми. — Будет твое новое платье готово?
— Надеюсь. А что, это праздник?
Он улыбнулся мне и взял корзинку, потому что я наклонилась, чтобы выдернуть корешок пижмы.
— Ну, в своем роде. Конечно, ничего похожего на великие праздники Каллума, но все арендаторы Лаллиброха явятся, чтобы внести плату и выказать уважение новой леди Лаллиброх.
— Думаю, они удивятся, что ты женился на англичанке.
— Я подозреваю, что некоторые папаши очень расстроятся; я ухаживал за девушкой-другой в окрестностях, покуда меня не арестовали и не увезли в форт Вильям.
— Жалеешь, что не женился на местной девушке? — кокетливо спросила я.
— Если ты рассчитываешь, что я отвечу «да», когда ты стоишь рядом с ножом в руках, — заметил он, — то ты куда худшего мнения о моем здравом смысле, чем я думал.
Я бросила нож, которым копала, раскинула руки и остановилась в ожидании. Когда Джейми, наконец, отпустил меня, я наклонилась, чтобы поднять нож и поддразнила его:
— Никак не пойму, как вышло, что ты столько времени оставался девственником? Что уж, все девушки в Лаллиброхе такие простушки?
— Нет, — Джейми прищурился, глядя на утреннее солнце. — В основном из-за моего отца. Мы с ним иногда по вечерам бродили по полям и говорили обо всяком таком. А когда я достаточно вырос, он сказал мне, что всякий мужчина должен отвечать за семя, которое посеет, и что его долг — заботиться о женщине и беречь ее. А если я к такому не готов, то не имею права взваливать на женщину последствия моих поступков.
И он посмотрел в сторону дома. В сторону маленького семейного кладбища у подножья броха, где были похоронены его родители.
— Он говорил, что самое прекрасное в жизни мужчины — лежать рядом с женщиной, которую он любит, — тихо произнес Джейми. Потом улыбнулся мне, и глаза его были такими же синими, как небо у нас над головами. — Он был прав.
Я легко прикоснулась к его лицу и провела пальцами по щеке.
— Довольно жестоко с его стороны, если он предполагал, что ты женишься так поздно.
Джейми ухмыльнулся. Килт развевался вокруг его ног под резким осенним ветром.
— Ну… церковь учит нас, что насилие над собой это грех, да только мой отец говорил: если возникает выбор между тем, изнасиловать ли себя или какую-нибудь несчастную женщину, то достойный мужчина пожертвует собой.
Когда я отсмеялась, то покачала головой и сказала:
— Нет. Нет, я не буду спрашивать. В общем, ты оставался девственником.
— Исключительно по милости Господа и отца, Сасснек. Не помню, чтобы я думал еще о чем-нибудь, кроме девчонок, с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Но как раз тогда меня отправили на воспитание к Дугалу в Биннахд.
— И что, там не было девчонок? — заинтересовалась я. — Мне казалось, что у Дугала есть дочери.
— Ага, есть. Четверо. У двух помладше еще не на что было смотреть, а вот самая старшая — очень даже ничего. На год или два старше меня, зовут Молли. Но что-то не очень ей льстило мое внимание. Я вечно пялился на нее через стол во время ужина, а она посмотрит на меня сверху вниз да и спрашивает, мол, не простуда ли у меня. Потому что если простуда, то, дескать, мне надо отправляться в постель, а если нет, то она будет мне очень обязана, если я закрою рот, потому что ей не особенно хочется любоваться на мои гланды во время еды.