Голос Дженни стал совсем тихим, а руки снова поднялись к грудям, тяжелым и непокорным под легкой тканью лифа.
— А в последний месяц появляется молоко. Ты чувствуешь, как наполняешься, совсем по чуть-чуть, совсем понемножку каждый раз, как шевелится ребенок. А потом вдруг все становится твердым и круглым. — Она снова прикрыла руками живот. — Это не боль, нет, просто ощущение неподвижности, и твои груди покалывает, как будто они взорвутся, если их немедленно не пососут. — Она закрыла глаза и откинулась назад, поглаживая свой большой живот снова и снова, так ритмично, словно творила какое-то заклинание. Я наблюдала за ней, и мне пришло в голову, что если и существуют на свете ведьмы, так одна из них — точно Дженет Фрэзер.
Дымный воздух комнаты наполнился томлением — чувством, лежащим в основе вожделения, невыносимым стремлением соединяться и созидать. Я могла сосчитать каждый волосок на теле Джейми, даже не глядя на него, и знала, что все они стояли дыбом
Дженни открыла глаза, темные в тени комнаты, и улыбнулась мужу медленной, сочной улыбкой бесконечного обещания.
— А ближе к концу, когда ребенок много шевелится, иногда возникает чувство, словно твой мужчина — в тебе, когда он проникает далеко вглубь тебя и изливает в тебя свое семя. И это походит на то, как глубоко внутри тебя начинаются его толчки, сливающиеся с твоими, только гораздо мощнее. Это прокатывается по всей твоей утробе и заполняет тебя целиком. И тогда дитя успокаивается, и кажется, что ты вобрала внутрь его вместо своего мужчины.
Внезапно она повернулась ко мне, и чары разрушились.
— Понимаешь, именно этого они иногда и хотят, — тихо произнесла она, улыбаясь и глядя мне в глаза. — Они хотят вернуться.
Чуть позже Дженни встала и проплыла к двери, кинув назад взгляд, который потянул за ней Иэна, как магнит к северу. Она задержалась на пороге, оглянувшись на брата, который все еще сидел у камина.
— Присмотришь за огнем, Джейми? — Дженни потянулась, выгнув спину, и изгиб позвоночника вторил странному изгибу ее живота. Иэн, сильно надавливая, провел костяшками пальцев по всей ее спине, заставив ее застонать. И они ушли.
Я тоже потянулась, вскинув вверх руки, и ощутила, как приятно натянулись уставшие мышцы. Руки Джейми пробежались по моим бокам и остановились на бедрах. Я прислонилась к нему и потянула его руки вперед, представив себе, что они охватывают нежный изгиб нерожденного еще ребенка.
Потом повернула голову, чтобы поцеловать его, и заметила в углу кушетки свернувшийся клубочек.
— Посмотри! Они забыли малыша Джейми. — Мальчик обычно спал в кроватке в спальне у родителей. Сегодня он уснул у огня, пока мы разговаривали за бокалом вина, и никто не вспомнил, что его нужно отнести в постель. Мой Джейми повернулся, чтобы посмотреть на него, убирая мои волосы от своего носа.
— Дженни никогда ничего не забывает, — заметил он. — Сдается мне, что они с Иэном сегодня не нуждаются в его обществе. — Его руки протянулись к застежкам на моей юбке. — Пусть остается на месте.
— А если он проснется?
Блуждающие руки добрались уже до расстегнутого края лифа. Джейми вскинул бровь, разглядывая маленького племянника.
— Ну что ж. Когда-то ему все равно нужно учиться, верно? Ты же не хочешь, чтобы он оставался таким же невежественным, каким был его дядюшка. — Он скинул на пол перед камином несколько подушек и опустился на них, потянув меня за собой.
Отблески огня играли на серебристых шрамах его спины, словно он и вправду был железным человеком, в чем я его однажды обвинила — металлический стержень, который проглядывает сквозь прорехи в хрупкой коже. Я провела пальцем по следам, оставленным плетью, и он вздрогнул от этого прикосновения.
— Как по-твоему, Дженни права? — спросила я позже. — Мужчины действительно хотят вернуться? Поэтому вы и занимаетесь с нами любовью?
От его легкого смешка волосы у меня над ухом разлетелись.
— Ну… обычно я в первую очередь думаю не об этом, когда зову тебя в постель, Сасснек. Совсем не об этом. Но все же… — Его руки ласково обхватили мои груди, а губы сомкнулись на соске. — Не могу сказать, что она полностью неправа. Иногда… угу, иногда было бы неплохо снова оказаться внутри, в безопасности и… одному. Полагаю, что мы и сами не знаем, что заставляет нас становиться отцами. Если невозможно вернуться самому, лучшее, что мы можем сделать — вручить этот бесценный дар нашим сыновьям, хотя бы ненадолго…