Джейми пожал плечами.
— Не думаю, что кто-то раньше пытался специально сделать тебе больно, Сасснек, — произнес он. — Вероятно, здесь не только боль, но и потрясение. — Он замолчал и подобрал концы пледа. — Со мной было то же самое, — сказал он совершенно естественным тоном. — После всего меня вырвало, а потом я плакал, когда мне промывали раны. А потом дрожал.
Он аккуратно вытер мне лицо пледом, потом взял меня за подбородок и поднял вверх мое лицо.
— А когда я перестал дрожать, Сасснек, — тихо договорил он, — то возблагодарил Бога за боль, потому что она означала, что я все еще жив. — Он кивнул и отпустил меня. — Когда доберешься до этого места, голубка, скажи мне, потому что тогда я смогу тебе еще кое-что рассказать.
Он встал и пошел к ручейку, чтобы выстирать в холодной воде испачканный кровью платок.
— А почему ты вернулся? — спросила я. Мне уже удалось перестать плакать, но я по-прежнему дрожала и куталась в плед.
— Аулд Элик, — улыбнулся Джейми. — Я попросил его приглядывать за тобой, пока меня не будет. Когда селяне схватили тебя и мистрисс Дункан, он скакал всю ночь и весь следующий день, чтобы найти меня. А потом я мчался назад, как сам дьявол. Господи, это отличная лошадь! — Он одобрительно посмотрел на Донаса, привязанного к дереву на берегу. Его влажная шкура сверкала, как медная.
— Надо увести его отсюда, — задумчиво произнес Джейми. — Сомневаюсь, что нас будут преследовать, но мы не так далеко от Крэйнсмира. Ты можешь идти?
Я с некоторым трудом поднялась вслед за ним по крутому берегу. Маленькие камешки выкатывались из-под ног, а папоротник и ежевика цеплялись за платье. Наверху росла ольховая рощица, деревья стояли вплотную друг к другу, и нижние ветви переплелись, образов над папоротниками зеленую крышу. Джейми отодвинул ветви так, чтобы я смогла проползти в это убежище, и тщательно расправил папоротники. Потом отступил назад и внимательно осмотрел мое убежище, удовлетворенно кивая.
— Ага, хорошо. Здесь тебя никто не найдет. — Он пошел было прочь, но тут же вернулся. — Постарайся уснуть, если сможешь, и не волнуйся, если я не сразу вернусь. Я немного поохочусь на обратной дороге — еды у нас нет, и я не хочу привлекать внимание, заходя в кабак. Натяни плед на голову, но смотри, чтобы он закрывал рубашку — белое видно издалека.
Мысль о еде показалась неуместной. Я чувствовала себя так, словно больше никогда в жизни не захочу есть. Да и спать тоже. Спина и руки все еще болели, ссадины от веревок на запястьях горели, и я вся была больной и избитой. Однако, измученная страхом, болью и просто усталостью, я заснула почти мгновенно, и резкий запах папоротников напоминал мне ладан.
Проснулась я оттого, что кто-то схватил меня за пятку. Испугавшись, я села, ломая пружинистые ветви. На меня дождем посыпались листья и веточки, и я отчаянно замахала руками, пытаясь выпутать из волос застрявшие там сучки. Исцарапанная, растрепанная и сердитая, я выползла из убежища и увидела веселого Джейми, сидящего рядом на корточках и наблюдающего за моим появлением. Наступил час заката; солнце опустилось совсем низко к ручью, и долина покрылась тенями.
От маленького костерка, горевшего среди камней у ручья, исходил запах жареного мяса — на самодельных вертелах, сделанных из заостренных зеленых веток, подрумянивались два кролика.
Джейми протянул мне руку, чтобы помочь спуститься вниз по берегу. Я надменно отказалась и гордо спустилась сама, только один раз споткнувшись о волочившиеся концы пледа. Тошнота прошла, и я жадно набросилась на мясо.
— После ужина пойдем глубже в лес, Сасснек, — предупредил Джейми, отрывая от кролика кусок. — Не хочу ночевать у ручья — вода шумит, и я не услышу, если кто подойдет.
Мы почти не разговаривали, пока ели. Нас обоих угнетал ужас прошедшего утра и мысли о том, что осталось позади. А я к тому же глубоко скорбела об утрате. Я утратила не только шанс выяснить, почему и для чего я здесь, я утратила еще и подругу. Единственную подругу. Я часто сомневалась в том, что движет Гейлис, но ни на миг не сомневалась, что этим утром она спасла мне жизнь. Она знала, что обречена, и сделала все, что могла, чтобы я сумела бежать. Костер разгорался все ярче, пока темнота наполняла долину. Я смотрела в языки пламени, видела хрустящую кожицу и коричневые кости кроликов на вертелах. В огонь упала капля крови из треснувшей кости, зашипела и испарилась. Мясо вдруг встало поперек горла. Я быстро положила кусок и отвернулась — меня вырвало.
Все еще почти не разговаривая, мы выбрались из долины и нашли удобное место на лесной поляне. Вокруг вздымались холмы, но Джейми выбрал высокое место с хорошим видом на дорогу, ведущую в деревню. Сумерки мгновенно сделали все краски более яркими, расцветив землю драгоценными камнями — мерцающий изумруд в ложбинах, дивно затененный аметист среди вереска, горящие рубины на рябинах, венчавших холмы. Ягоды рябины, специальное средство против колдовства… Издалека, у подножья Бен Адена, все еще виднелись очертания замка Леох, но быстро таяли, потому что свет угасал.
Джейми развел костер в укрытом месте и сел рядом. Слабый дождик застлал туманом воздух и украсил мне ресницы радугами, когда я посмотрела на языки пламени.
Джейми долго сидел и смотрел в огонь. Наконец поднял на меня глаза, обхватив руками колени.
— Я говорил тебе раньше, что не буду спрашивать тебя о том, чего ты не хочешь мне рассказывать. Я бы и сейчас не спросил, но я должен узнать, и для твоей безопасности, и для своей. — Он нерешительно замолчал. — Клэр, если ты до сих пор не была со мной честна, стань сейчас, потому что я должен знать правду. Клэр, ты ведьма?
Я уставилась на него.
— Ведьма? Ты… ты в самом деле можешь такое спросить? — Я решила, что он шутит. Но он не шутил.
Он взял меня за плечи и стиснул их, глядя мне прямо в глаза, словно требуя, чтобы я ответила.
— Я должен спросить, Клэр! А ты должна ответить!
— А если да? — спросила я пересохшими губами. — Если бы ты думал, что я ведьма? Ты бы все равно боролся за меня?
— Да я бы пошел с тобой к столбу! — неистово воскликнул он. — И потом в ад, если бы пришлось! Но пусть Господь наш Иисус смилостивится над нашими душами: скажи мне правду!
Напряжение всего происходящего оказалось мне не по силам. Я вырвалась из его рук и помчалась через поляну. Недалеко, до деревьев, просто я не могла больше находиться на открытом пространстве. Я вцепилась в дерево, потом обхватила его руками и с силой впилась пальцами в твердую кору, прижалась к ней лицом и истерически захохотала.
Лицо Джейми, белое и потрясенное, замаячило с другой стороны дерева. Смутно сознавая, что мой хохот больше всего походит на расслабленное кудахтанье, я сделала отчаянное усилие и замолчала. Тяжело дыша, я какое-то время просто смотрела на Джейми.
— Да, — твердо заявила я, отступая назад и сдерживая приступы дурацкого хохота. — Да, я ведьма! Для тебя — я просто не могу не быть ведьмой. Я никогда не болела оспой, но могу пройти через комнату, полную умирающих, и не заразиться. Я могу ухаживать за больными, и дышать с ними одним воздухом, и прикасаться к ним, но болезнь меня не затронет. Я не могу заразиться холерой, или столбняком, или дифтеритом. А ты, должно быть, думаешь, что это заклятье, потому что никогда не слышал о вакцинах, а по-другому ты этого объяснить не можешь.
— Но что мне известно… — я перестала пятиться и остановилась на месте, тяжело дыша и пытаясь держать себя в руках. — Я знаю про Джонатана Рэндалла, потому что мне о нем рассказывали. Я знаю, когда он родился и когда умрет, я знаю, что он сделал и что он сделает, я знаю о Сэндрингэме, потому что мне рассказал Фрэнк. Он знает о Рэндалле, потому что он… он… о Боже! — Меня опять затошнило, и я закрыла глаза, чтобы звезды над головой перестали вращаться. — А Каллум… он подозревает меня, потому что я знаю, что Хеймиш — не его сын. Я знаю… он не может зачать. Только он думает, что мне известно, кто отец Хеймиша… я считала, что это можешь быть ты, но теперь я знаю, что это невозможно, и… — я говорила все быстрее и быстрее, стараясь звуками собственного голоса унять головокружение. — Все, что я рассказывала тебе о себе — чистая правда, — я безумно закивала, словно уверяя в этом саму себя. — Все. У меня нет родственников, у меня нет истории, потому что я еще не родилась.