«Что это может быть? — гадал он. — Предчувствие смерти? Но она не раз болела, и не только с богом — с людьми не желала примириться… Может, бог внял моим молитвам и сам воззвал к ней, принуждает ее склониться перед ним?»
— Эля, — обратился он к жене. — Вчера было воскресенье. Ты не сходила на молебен в тот костел — помнишь, я тебе рассказывал, — где такой мудрый исповедник?
Роза подняла на мужа глаза… Видно было, что она с трудом отрывается от какого-то бесконечно милого ей видения.
— Что ты говоришь, Адам? На молебен… Нет, не ходила. А к чему мне молебен и исповедник? Я и дома — вчера, позавчера… да, с субботы, с пяти часов дня, — сижу, а в душе у меня — органная музыка, подлинное богослужение… Правда, правда!
Она обвела присутствующих изумленным взглядом.
— Ну и что тут делать господу богу? С тем, что у меня на душе, и так нельзя грешить. А если согрешишь, вот как я сегодня, недостойная, согрешила гневом (сразу-то себя не переломишь), — такая после этого боль, такое раскаяние… Руки и ноги хотелось бы целовать и просить: забудьте, это в последний раз! Последний.
Марту задели эти слова: «В последний раз» — слишком серьезны они были, слишком ко многому обязывали. А Роза тем временем принялась за жаркое, отправляла в рот, надевая один за другим на вилку, кусочки мяса и овощей, с аппетитом прожевывала, заедала хлебом.
— Ваша Сабина стала отлично готовить. Не каждый так поджарит бифштекс. Это что, филейная часть или от костреца? И картошечка замечательная… Такая кухарка — это просто клад.
Снова у всех отлегло от души, снова Павел подлил вина, Збышек запрыгал на стуле, Адам вздохнул. Марта решилась пошутить:
— Признайся, мама, это ты под влиянием Боя1[68] рассказала такое о прадедушке, тебе тоже захотелось свергнуть кого-то с пьедестала. А мне вот не хочется верить, что мой прадед был пьянчугой… Боже, боже, бронзовый командор моего детства! Сколько же Владик рассказывал мне о его подвигах!
Роза сделала изрядный глоток, отставила бокал, затем оперлась подбородком на сплетенные руки, опустила глаза… Помолчав, она ответила без улыбки:
— Не называй его пьянчугой. Он свое сделал. Правда, полковником он не стал, но был великим воином. Не о чинах же мечтал прадед, когда покидал родину… Мечтал о своем Наполеоне, чтобы идти за ним до последнего вздоха, — и шел. А может: будь он трезвым, так далеко и не зашел бы? Как и я не далеко зашла со своей музыкой…
Роза открыла и закрыла рот точно хотела что-то добавить, но не находила нужных слов. Наконец она проговорила:
— Другое дело, что те, кто писали эти мемуары, не обо всем написали. Не только вино мешало ему продвигаться по службе. Дед пил, но пил он лишь до тех пор, пока ее не встретил.
Марта так вся и потянулась к матери:
— Что это значит? Кого не встретил?
Роза подняла голову, с беспокойством поглядела на Збышека:
— Сходи, дитя мое, на кухню, принеси мне стакан воды.
Мальчик побежал, а Роза шепотом, с выражением ужаса на лице, стала объяснять:
— Пока он не встретил Инесс. Это было в Испании… Но она была креолка. Вот что значит «знался с простонародьем» — то, что шляхтич, офицер, женился на креолке! Да, да, в вашей прабабке текла негритянская кровь. Но дед, когда женился на креолке, он и пить перестал, и еще бодрей, еще охотней следовал за императором, зная, что любимая рядом.
Вернулся Збышек с водой. Роза смочила губы, глубоко вздохнула и вдруг воскликнула, блестя глазами:
— А как же! Как еще можно добиться чего-то значительного? Научиться терпеть? Привыкнуть к боли? Только теперь я понимаю, почему я не стала большой артисткой. Потому что замкнулась в ожесточении, из-за ослиного своего упрямства не поладила с жизнью!
Подали десерт. Марта нахваливала:
— Очень хороший кекс, мамусик, попробуй.
68
Бой Желенский Тадеуш (1874–1941) — польский писатель, публицист литературный критик, известный своими радикальными взглядами.