— Посмотри только на все эти финтифлюшки на дверцах буфета. Удивительно, что здесь нет еще цветочков, нарисованных по трафарету, — пошутил Патрик.
— Ты прав, — улыбнулась Нина. — Я могу нарисовать их сама. Хотя Ричарду бы это не понравилось, как ты думаешь?
В Лондоне они тоже жили в доме эпохи короля Георга. Но архитектор, которого пригласил Ричард, полностью переделал интерьер. Он перестроил все таким образом, чтобы освободить огромные, очень светлые помещения, которые они не стали загромождать мебелью. Ричард купил еще квартиру в современном доме, где он поместил быстро разрастающуюся коллекцию современной живописи и скульптуры. Иногда они устраивали там вечеринки. Еще был дом на побережье, в Норфолке, с мраморными полами и толстыми стенами. Эти просторные величественные помещения видели ее счастливую семейную жизнь, а после смерти Ричарда казались Нине невыносимо однообразными и раздражающе просторными. Она продала дома, прибавив тем самым значительную сумму к своему и без того огромному наследству. Ричард был юристом и параллельно вел операции с недвижимостью. В середине восьмидесятых он сумел разбогатеть, но только после его смерти стало понятно, насколько богаты были Корты.
Патрик пил чай и смотрел на Нину. Она сидела чуть ссутулившись, держа чашку обеими руками. Нина выглядела спокойной, собранной, вполне способной принимать решения и самостоятельно устраивать свою жизнь, как, впрочем она делала и раньше. Патрик восхищался этой женщиной, ее силой духа. Ему довелось видеть смерть близких людей и он знал, как это отражалось на оставшихся в живых. И сдержанность Нины производила на него очень сильное впечатление.
— Так ты поэтому перебралась сюда? — спросил Патрик.
— Ты хочешь сказать, потому что соборная площадь, небольшой городок типа Графтона, да и сам этот дом — совсем не то, к чему я привыкла, живя с Ричардом?
— Да.
— Отчасти поэтому. Но еще мне очень нравится чувствовать, что я родом отсюда. Ощущение корней. Ведь это важно, правда?
Патрик, который вырос в Илфорде, пропустил ее вопрос мимо ушей.
— А ты знаешь здесь кого-нибудь?
— Ни души.
Нина была единственным ребенком в семье. Детство и юность ее прошли в Графтоне, но когда ей исполнилось восемнадцать, она уехала учиться в художественную школу. Примерно через год ее родители перебрались в другое место. Сейчас их уже не было в живых. Все ее связи с Графтоном давно были прерваны.
Неожиданно Нина рассмеялась.
— Здесь я могу родиться заново. Некому будет смотреть мне через плечо. Признайся, ведь ты немного завидуешь этой возможности избавиться от навязчивых ярлыков, которые люди вешают друг на друга, будучи знакомы достаточно долго? «Нина не любит карри, ничего не понимает в музыке и всегда плачет, смотря сентиментальные французские фильмы».
Патрик кивнул и продолжил:
— «Патрик водит машину как старая дева, жуткий сноб и никогда не научится кататься на лыжах».
Теперь рассмеялись оба.
— Все же не надо меняться слишком сильно, — сказал Патрик. — Всем друзьям, которые любят тебя такой, какая ты есть, будет очень не хватать прежней Нины.
— Хорошо, не буду.
Нина задумалась. Она надеялась, что, начав все сначала, вдали от людей, которые знали их с Ричардом, сможет избавиться от невосполнимости своей утраты. Возможно, это было наивно, но она очень хотела, чтобы все было именно так.
Сверху послышался стук дверного молотка. Прибыл фургон с мебелью.
Патрик руководил выгрузкой. Это заняло гораздо меньше времени, чем он предполагал, так как Нина привезла с собой только самое необходимое. Здесь было всего несколько вещей, памятных ему по лондонскому дому Кортов: шифоньер времен королевы Анны, диваны, стулья и еще французская настольная лампа на подставке в форме ладьи. Фургон разгрузили меньше чем за два часа, и он уехал.
Нина и Патрик немного выпили в гостиной. Мебели в комнате почти что не было, и их голоса отдавались эхом. В темноте за окнами величественно сиял подсвеченный фасад собора.
— Тебе хватит всего этого? — спросил Патрик, имея в виду обстановку.
— Я постаралась привезти как можно меньше, — ответила Нина.
Теперь она уже не чувствовала себя такой уверенной. Ей вдруг вспомнилось, как люди из агентства, куда она сдала коллекцию на хранение, упаковывали полотна и оборачивали джутовой материей статуи, перед тем как унести их.
— На первое время хватит, а потом я что-нибудь куплю, — сказала она. — Что-нибудь новое, другое.