– Ты куда прятать-то будешь? – спросила она Леху.
– Все тебе скажи, – он задумчиво вертел в руках плоский гаджет, – места надо знать. Я, может, продам.
– А сколько дадут?
– Хорошо, если косарь, – Леха вздохнул, – самую дешевку всучили.
– Вот уроды! – Юлька почувствовала гнев: столько мучений с этим гаджетом, а его даже толкнуть нормально нельзя.
– Да ладно тебе. Дают – бери, бьют – беги.
– Лол!
Они посмеялись ради успокоения души и снова напряженно замолчали.
– А у тебя от своей квартиры ключей нет? – поинтересовался Леха.
– Нет, конечно. – Юлька моментально разозлилась: – Размечтался!
– Может, так залезем? – Леха не расслышал напряжения в ее голосе. – Спрячем пока там. Это же недалеко?
– Нельзя, – отрезала Юлька, – там все опечатано. И после обыска комната вверх дном.
– Ух ты, круто! И че менты у вас искали?
– Тебе какое дело? Отвали!
– Дура! К ней как к человеку…
Леха едва успел увернуться от ладони, которая нацелилась ему прямо в щеку. Схватил Юлькину руку за запястье и сжал крепко, словно железной клешней.
– Те че себе позволяешь?!
– Да бесит меня уже все! – воскликнула Юлька. – Достали! И батор этот ваш долбаный!
– Такой же ваш, как и наш! – Леха тоже орал в ответ. – Не фиг на мне свою злость срывать.
– Больно, – пропищала Юлька и попыталась дернуться, – отпусти.
– Обойдешься. Сначала проси прощения.
– Да пошел ты. – Юлька по-детски обиженно всхлипнула.
– Проси!
Она беззвучно зашевелила губами, словно действительно хотела просить прощения, только неожиданно потеряла голос, но вместо извинений вдруг заплакала. Навзрыд, тяжело. Леха тут же отпустил ее руку – понял, что дело зашло слишком далеко. Каждый в баторе знал главное правило выживания: никогда и ни перед кем не показывать свою слабость. Иначе забьют. А в Юльке вдруг что-то сломалось. Первый раз за все четыре года, что она была здесь, Леха видел ее в слезах. С таким настроем в этих стенах не выжить. Нужны прочная защита и крепкая броня.
– Валить тебе надо, – посоветовал он хрипло.
– Куда?!
– В приемную семью хотя бы, – пожал плечами Леха.
– У меня своя мама есть, – проговорила Юлька, продолжая вздрагивать и всхлипывать.
– И где она?
– Где надо!
– Вот-вот! – Леха тяжело вздохнул. – Иди потрись там на Дне Аиста. Глядишь, и приютят тебя какие-нибудь пенсионеры. Обогреют.
– Это я тебя щас огрею, если не заткнешься! – Юлька не на шутку взъярилась, а Леха обрадовался: ярость для защиты лучше, чем слезы. – Сам себе ищи семью!
– Мне не надо, – отмахнулся он.
– Ври больше, домой все хотят.
– Чего?! – Леха расхохотался. – Вот точно ты – дура. У меня тут дом! Я здесь вырос! На хрен мне тащиться в какую-то там семью. Ради чего?
– Придурок! Тебе восемнадцать через пару лет стукнет, и выпрут тебя из батора. Куда пойдешь?
– Тоже мне проблема! – Леха закатил глаза. – Я в отличие от тебя отказник, мне государство квартиру даст.
– Да-а-а-аст, – Юлька противно сощурила глаза и поджала губы, – лет через пять. Ванька уже сколько лет ждет, и ни фига. Ты его видел? Бомж.
– Заткнись! – Леха даже самому себе не позволял погружаться в мысли о будущем, и тем более никому другому такого права не давал. – Ванька не в Москве родился, у него все запутано. А я чистый. Москвич и без недвижимости. Все путем!
– Господи, – Юлька закатила глаза и передразнила Леху, – ма-а-а-асквич. Что ты в этом понимаешь?
– Слушай, – черные глаза зло сверкнули, – не смей меня лечить! А сама вали давай в семью, раз все так достало.
– Не знаю, – Юлька задумчиво поковыряла сломанным ногтем с облупившимся черным лаком край коробки планшета, – может, хотя бы в гости на выходные ходить?
– Вот-вот!
– Попрошусь, чтобы видео про меня сняли…
– Валяй.
– А ты? Застрянешь же в баторе.
– Ну и пусть. Денег на книжке больше накопится – пенсию по потере отца дают. Потом на биржу труда встану, буду по восемьдесят косарей в месяц получать.