— Ну да, лучший вариант — назначить тебя. Это ты всем уже месяц внушаешь. Ты вспомни свою скорость мышления при реорганизации «Костраса», ты бы и сейчас обдумывал и просчитывал варианты, вплоть до банкротства. Да если бы тогда случайно в разговоре с Васнецовым Жемчужникова не предложила свою схему, мы все сидели бы в дерьме по макушку. За пять минут разобралась, провинциалка, а мы, столичные, два месяца искали варианты! — раздраженно напомнил Барсуков.
— Коллеги! Зачем ссориться? Жемчужникова — блестящий юрист, это понятно. Она сдержанная, вести себя умеет. Но… у дам бывают такие моменты, совсем не имеющие отношения к делу, что не остается никакого выхода, кроме как сбежать, — заметила Елистратова.
— Это какие же? — хором спросили Барсуков и Нечитайло.
— Интимные, дамские, Вам говорить нельзя, а я знаю… — добавила она таинственно.
— Глупости говорите, Тамара Анатольевна. Колготки у нее, что ли, порвались или, простите, застежка в лифчике? Детский сад какой-то… — разозлился Барсуков.
— Ничего говорить больше не буду вообще, хоть и знаю, вернее, предполагаю, — обиделась Елистратова.
— Ну и что теперь делать? Билеты на вечерний поезд. Ждать — не ждать, звонить — не звонить? Ладно, еще не вечер, давайте есть, остывает, — раздраженно заметил Барсуков.
Жемчужникова, выйдя из вип-зала, бросилась в туалет. Ее долго, мучительно рвало. Запах рыбы снова и снова вызывал спазмы. Измученный, уже пустой желудок болезненно сокращался, и было непонятно, как остановить это. «Господи, хоть бы воды…» — Жемчужникова открыла кран. Вода пахла хлоркой и ржавчиной, пить ее было невозможно, один запах опять вызывал рвоту. Она отошла к окну, открыла створку и жадно вдохнула. Стало легче. Кружилась голова. Воротник от испарины стал мокрым, влажные волосы надо лбом повисли сосульками и неприятно касались щек. «Даже стула нет… Вот тебе и сервис», — подумала Жемчужникова и присела на подоконник. В дверь заглянула уборщица.
— Пожалуйста, мне нехорошо, принесите минеральной воды, — попросила Жемчужникова. Женщина осуждающе поджала губы, но вышла, принесла бутылку минеральной, брезгливо покосилась на загаженную раковину:
— Неужели до унитаза не могла дойти? Напьются и блюют куда ни попадя, а мне теперь убирать…
— Я не пьяная, у меня что-то с желудком, наверное, — пробормотала Жемчужникова.
— Раз с желудком, надо сидеть дома и пить чай с сухарями, а не по ресторанам осетрину трескать, — поставила точку женщина.
После минеральной воды стало легче.
— Я понимаю, что Вам неприятно, но я убрать это не могу, опять будет тошнить. Вот, возьмите, — Жемчужникова сунула ей в карман халата тысячную купюру. — Я тут на подоконнике посижу, голова кружится.
Уборщица вышла, вернулась, поставила пуфик:
— Садись, а то еще с подоконника свалишься, мало неприятностей…
Жемчужникова села, оперлась спиной о холодный кафель.
— А может, ты беременная?
— Нет, — покачала головой Жемчужникова.
— Все может быть. Ты еще не старая, думаешь, что климакс, а там климактереночек. Вот у меня сватья: все климакс, климакс, а потом в 50 родила, теперь дочка на 8 лет младше внучки. И так бывает. Сиди-сиди, я тут тряпкой пройдусь и пойду коридор мыть. Может, тебе позвать кого? Или такси пусть Антонович вызовет. Я тебя вспомнила, ты наша адвокатша, правильно?
— Правильно. Спасибо, звать никого не нужно, мне уже лучше. Я тоже пойду. У меня на стоянке машина.
— Ну, смотри сама…
Жемчужникова вышла из ресторана, медленно пересекла площадь, поморщилась: громкий стук набоек по булыжнику болезненно отдавался в висках, кружилась голов. «Вольво» на автостоянке приветливо мигнул фарами, она с облегчением упала на сиденье. Тошнота прошла. Машина тронулась с места, но, словно чувствуя состояние хозяйки, пошла рывками. «Опять сцепление или фильтр», — с досадой отметила Людмила Борисовна и притормозила: уже привычная тупая боль в левом подреберье вдруг резко усилилась, большой столовый нож вместо обычного перочинного стал мучительно поворачиваться слева. Пришлось вынуть из сумки флакон с обезболивающим. Через 10 минут боль стихла, привычно сменилась усталостью и апатией. Жемчужникова через силу завела машину, выехала на главную и направилась домой. «Господи, скорее бы лечь… Совсем нет сил… Хорошо бы заехать за результатом анализов, нет, лучше завтра, — пронеслось в голове. — А завтра в 8 — Покатышев, в 9 — в изолятор, в 11 — в суд, в 14 — опять в изолятор, кассационная Васькова не готова, завтра последний день, изменения в нормативной базе по налогам так и не проанализировала… Ничего не успеваю. Что успеешь, если полдня лежать? Так, надо взять себя в руки. Это обычная осенняя депрессия плюс начало климакса. Пройдет. Вот и рассматривай в таком состоянии предложение москвичей. Эх, если бы оно — да год назад! Как я не вовремя расклеилась! Ничего, сейчас возьму себя в руки», — мысли перегоняли друг друга, сбивались с предмета на предмет. Жемчужникова снова притормозила, вынула косметичку, подкрасила побледневшие губы, внимательно посмотрела в зеркало: вроде кожа на лице пожелтела и локоны потускнели. Подумала: «Нет, показалось».