Выраженіе и тонъ этой фразы были такъ грубы, что Мари Хрюмнна вся вспыхнула и чуть не разрыдалась. Она уже давно отвыкла отъ. грубостей княжны, которыя когда-то она переносила съ примѣрнымъ смиреніемъ.
— Я, ma tante, кажется, ничѣмъ не заслужила оскорбленій! заговорила она горячо. — Если я нашла подругу, если меня ласкаютъ, то за это нельзя оскорблять меня, оскорблять тѣхъ, кого я люблю!
— Ахъ, люби кого тебѣ угодно! отвѣтила рѣзко княжна. — Къ тебѣ уже ничто не пристанетъ, слава Богу, не молоденькая! А только стыдно порядочной дѣвушкѣ, какихъ-бы лѣтъ она ни была, выѣзжать въ свѣтъ съ опозоренной личностью. Я еще понимаю, что княгиня Марья Всеволодовна, какъ покровительница всякихъ кающихся грѣшницъ, можетъ допускать къ себѣ подобную личность. Но тебѣ-то, бѣдной и честной дѣвушкѣ, стыдно выѣзжать съ этою развратницей на разныя любовныя свиданія.
— Ma tante, вы сами не знаете, что говорите! воскликнула съ гнѣвомъ Мари Хрюмнна. — На какія это любовныя свиданія я выѣзжаю?
— Да сама-же ты говоришь, что ѣздишь съ нею по театрамъ и по баламъ, сказала княжна. — А для чего она ѣздитъ? Ловить новыхъ любовниковъ, вѣрно, еще желаетъ, ну, а ты ширмой служить можешь. Не дѣвочка, слава Богу, сама должна понимать все это!..
— Богъ съ вами, ma tante! Богъ съ вами!.. Ни я, ни она не заслужили этихъ оскорбленій! проговорила со слезами въ голосѣ Мари Хрюмнна, уязвленная въ самое сердце. — Очень жаль, право, что я заговорила объ этомъ. Впрочемъ, и то хорошо, что я знаю, какого вы мнѣнія объ Евгеніи Александровнѣ. Это избавитъ хотя ее отъ лишнихъ непріятностей. Она хотѣла сдѣлать вамъ визитъ…
— Что-о? воскликнула княжна, сдвинувъ брови. — Она ко мнѣ хотѣла сдѣлать визитъ? Вы тамъ всѣ съ ума сошли, кажется!.. Да если она когда-нибудь осмѣлится, такъ она услышитъ отъ меня то, чего не слыхала, можетъ быть, ни отъ кого еще! Да, да, вы тамъ, въ вашемъ свѣтѣ, нынче всѣ съ ума сошли, якшаетесь Богъ знаетъ съ кѣмъ, какихъ-то жидовъ, благо они банкиры, въ салоны принимаете, кокотокъ, благо онѣ вышли замужъ за полуумныхъ богачей, въ дамы-патронесы возводите! Ну, а я стараго вѣка человѣкъ. Мнѣ ужъ поздно на вашъ ладъ себя передѣлывать, да и не для чего… Въ наше время такія-то личности черезъ порогъ не переступали въ свѣтскія гостиныя.
Мари Хрюмина ехидно и злорадно улыбнулась.
— Что-жь, ma tante, вамъ-же хуже будетъ, если Евгенія Александровна не пріѣдетъ къ вамъ сама, а потребуетъ отъ васъ дѣтей въ себѣ, злобно замѣтила она.
— Дѣтей потребуетъ къ себѣ? воскликнула въ сильномъ гнѣвѣ княжна. — Да ты это изъ чего взяла? Кто ей отдастъ ихъ?
— Она мать!
— Мать, бросившая ихъ чуть не съ пеленъ! Мать, никогда не справившаяся о нихъ! волновалась княжна. — Что ты мнѣ говоришь! Какія могутъ быть у нея права на этихъ дѣтей! Да если-бы у нея и были какія-нибудь права на нихъ, такъ я, слава Богу, еще не всѣ связи потеряла, не беззащитной какой-нибудь проходимкой сдѣлалась! Да я къ властямъ обращусь, я поѣду, къ шефу… А, да что съ тобой говорить! Поглупѣла ты совсѣмъ, треплясь среди всей этой дряни…
Княжна махнула рукой и замолчала. Но она была взволнована и съ трудомъ переводила духъ.
Мари Хрюмина поднялась съ мѣста и, сухо раскланявшись со старухой, исчезла. Она помчалась въ Евгеніи Александровнѣ такъ быстро, точно она боялась, что она разразится истерическими слезами прежде времени. Къ счастію, этого не случилось: истерическія рыданія начались именно въ ту минуту, когда она сбросила съ себя шляпку и опустилась на кушетку въ будуарѣ госпожи Ивинской.
— Мари, Мари, что съ тобой, мой другъ! приставала Евгенія Александровна.
— Ахъ, что она про тебя говоритъ, какъ она тебя позоритъ! всхлипывая, твердила Мари Хрюмина.
Новыя подруги уже дошли до такой близости, что говорили другъ другу «ты».
Боже мой, какія густыя краски наложила Мари Хрюмина на разсказъ о свиданіи съ княжной, какое громадное количество этихъ красокъ потратила она на свое описаніе. Она даже сообщила, что княжна уже собирается ѣхать къ митрополиту, чтобы онъ наложилъ эпитимью на Евгенію Александровну, что княжна уже справлялась у шефа жандармовъ, нельзя-ли выслать Евгенію Александровну за дурное поведеніе. Разсказъ принялъ какіе-то чудовищные размѣры. Она описала въ подробности, что разсказала княжна дѣтямъ про ихъ мать, какъ вооружила дѣтей противъ матери. И среди всего этого хаоса чудовищныхъ извѣстій, среди рыданій, звучалъ одинъ припѣвъ; «и меня назвала старою дѣвкой!»
Надо было знать хорошо всю мелочность Евгеніи Александровны, чтобы впередъ предвидѣть, къ какимъ результатамъ можетъ привести подобное сообщеніе. Еще за какіе-нибудь полчаса Евгенія Александровна въ глубинѣ души была очень благодарна княжнѣ, что та держитъ у себя ея дѣтей и «не прикидываетъ» ей ихъ; еще полчаса тому назадъ Евгенія Александровна поморщилась-бы съ большимъ неудовольствіемъ, если-бы кто-нибудь сказалъ ей, что ея дѣти переселятся къ ней. Теперь было не то: теперь она желала только одного — отмстить этой старухѣ, показать ей свое значеніе, заставить ее раскаяться за неосторожныя слова. Покуда въ ней затрогивали чувства матери, она могла спокойно не думать, какъ живутъ ея дѣти въ чужомъ домѣ; когда, въ ней затронули чувства мелочно-самолюбивой женщины, она готова была сдѣлать все, только-бы отмстить оскорбившей ее личности, хотя-бы это погубило ея дѣтей. Легкомысленная и необдуманная, какъ всегда, она уже не разсуждала о томъ, выгодно-ли, удобно-ли ей брать къ себѣ дѣтей, заботиться о нихъ, возиться съ ними, — она только видѣла необходимость отнять ихъ у княжны, заставить старуху поплакать.