— Так на чем же поедем, товарищ инженер? — крикнул он Гагаю. — На пузатом паре, что ли? Это ж зачем такая канитель, Когда я бы вмиг и проехал сам…
Сидите спокойно, — сказал Гагай. — Ваше дело педали нажимать. А катать мы вас будем.
— Юрий Борисович, — подошел Маткаримов, — так, может быть, на самом деле разведем пары и проведем своим ходом? Смотрите — дождь, насыпь мокрая, упадет еще кто, или обвалит…
—. Нельзя, — мрачно сказал Гагай и боднул головой. — Мы на этом несколько часов потеряем. Пока остывать будет, ничего делать не сможем, а так — сразу, у нас там все подготовлено.
— Ну смотрите, вам виднее. И все же…
— Ничего. Проведем, ребята?
— Проведем, — без особого энтузиазма проговорили мы нестройным хором. Мы плохо представляли себе, как это будем двигать паровоз. Но мы верили Гагаю.
Дождь расходился не на шутку. Мелкий, холодный, он, казалось, свободно проникал сквозь одежду, и мы все уже изрядно вымокли, устали, замерзли. Все сбились в кучки, стояли молчаливыми группами, глядели, как специальная бригада завинчивает последние гайки на стыках. Рельсы уложены, теперь ветка идет непрерывным полукольцом от старого пути до дизельной, до самого фундамента.
Кажется, все готово.
— Ну, добровольцы, крикнул Гагай, — кто хочет тащить паровоз? — Он залез на подножку паровоза, его осветили прожектером, и он стоял там — маленький, головастый, поблескивая своими очками. Со всех сторон к паровозу пошли люди, но Гагай поднял руку.
— Погодите. Слушайте меня внимательно! Во-первых, надо поздоровее — пусть из каждой группы человек шесть-семь пойдут самых сильных. Во-вторых, учтите — толкать только сзади, ни спереди, ни сбоку чтоб никого не было. Насыпь не слежалась, начнет осыпаться. И еще одно — не останавливаться. Как пошли — так до самого конца…
— Пошли, что ли? — кивнул Миша в сторону паровоза.
— Он же сказал, самых сильных.
— А мы что — слабые? Пошли.
Мы с Мишей уперлись в какой-то железный брус тендера, рядом с нами было еще человек двадцать или тридцать. Но паровоз не двигался.
Я ж говорил, говорил, — кричал из своего окошка машинист, — каши-то вы им не давали!
— Миша, крикни этой рыжей, пусть принесет бачок затирухи!
За такую работенку — карточку в итеэровскую столовую полагается! — кричал кто-то рядом со мной.
И тут где-то совсем близко я услыхал голос Синьора:
— А ужин на две персоны а ля фуршет вы не желаете?
— Синьор! — закричал я в темноту рядом с собой, плотно набитую людскими телами, — ты тоже здесь?
— Я здесь, — откликнулся он с другого края тендера, — и Махмуд здесь, вот он, со мной рядом.
— Я здесь! — закричал Махмуд. — Я тоже здесь — слышишь меня, Миша?
— Слышу, — ответил Миша. — Как там у вас насчет живота?
— Ничего, — крикнул Синьор, — порядок…
— Ну, тогда нажмем, братцы. Так, еще немного. Еще взяли!
И тут мы почувствовали, что машина сдвинулась с места.
Она, по-моему, даже скрипела, когда трогалась, но вот она пошла, и мы двинулись за ней, изо всех сил отталкиваясь ногами от мокрых шпал.
И тут кто-то запел.
негромко запел уже немолодой женский голос, но песню подхватили и дальше пели все больше и больше.
Пели теперь уже все мы вместе, наш скрипучий ржавый паровоз ехал впереди нас и, кажется, не собирался останавливаться. В какой-то момент, правда, мне показалось, что насыпь под ногами стала оседать, но это было только одно мгновенье… Мы прошли это место, машинист включил фары, и яркий столб света ударил вперед, освещая закопченные стены дизельной, ровный бетонный квадрат фундамента и людей, столпившихся вокруг него.
Мы работали всю ночь и еще весь следующий день. Строители ушли, слесаря стали приспосабливать паровоз к огромному маховику, который ему предстояло теперь крутить, а мы под руководством Гагая поворачивали ротор генератора — надо было сделать так, чтобы его шкив приходился против маховика.
К вечеру следующего дня надели широченный, сшитый из нескольких кусков ремень, развели пары в паровозе, дали гудок, и — сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей — начал вращаться маховик, и вместе с ним этот огромный, шлепающий на сшивках ремень, а на другом конце дизельной с трудом прокручивался генератор. Потом ремень подсмолили с внутренней стороны, подсыпали канифоли, и генератор пошел, дрогнули стрелки вольтметров, поползли вправо, и первая электрическая лампочка на потолке дизельной зажглась от к тока, который давал теперь наш скрипучий паровоз.