Он увидел, как ниже и чуть в стороне, красивым ровным клином проплывала девятка пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Они шли к переправе. Шли красиво, неторопливо и невозмутимо. Как на параде, четко выдерживая строй и интервалы. Прикрытые пулеметными стволами и истребителями, они наверное были уверены в своей безнаказанности и неуязвимости.
Виктор бросил свой "Як" вниз, и следом сразу пристроилась пара "мессеров". Одному из них в хвост вцепился Шишкин и "мессер" бросил преследование, потянув вверх, но второй остался. Стрелка альтиметра быстро двигалась, отсчитывая потерю высоты, мотор выл, самолет уже начал подрагивать от скорости. "Мессершмитт" не отставал, напротив он даже сократил дистанцию и теперь готовился открыть огонь. Строй "юнкерсов" оказался уже вверху и немного впереди, он проскочил их на пикировании. Избегая атаки вражеского истребителя, Виктор резко потянул ручку на себя и одновременно крутнул штурвальчик триммера высоты, уходя вверх. Чудовищная сила перегрузки едва не размазала его по сиденью, глаза застила тьма.
Когда он пришел в себя, "мессера" за хвостом не оказалось – видимо был где-то ниже. Его истребитель почти вертикально поднимался вверх, заходя на "юнкерсы" снизу. Он быстренько довернул, загоняя в прицел самолет ведущего вражеской группы, и зажал гашетки. Красно-белые огоньки скользнули перед самым носом фашиста, несколько уткнулись в мотор и, чуть наискосок побежали к хвосту, оборвавшись на крыле, возле торчащего, покрытого обтекателем, шасси. "Як" за счет остатков былого разгона выскочил немного вверх, оказавшись прямо над бомбардировщиками. Их красивый клин распался. Впечатленные внезапной атакой на своего ведущего, немцы смешали строй и начали отворачивать, сбрасывая бомбы в пустую степь. Самолет их командира горел, выпав из строя, снижался в направлении на север. Часть немецких бомбардировщиков летела за ним, часть отходила в сторону. Однако если вражеские летчики и были впечатлены и обескуражены повреждением самолета своего командира, то видимо на их стрелков это не распространялось. Они буквально неистовствовали, торопясь расстрелять зависший без скорости истребитель и в небе вокруг "Яка" замелькали частые дымные трассеры. Виктор торопливо свалил машину на крыло, почти физически чувствуя, как остроносые пули рвут перкаль обшивки и "Як" начал разгоняться, изредка мелко вздрагивая от попадающих в него пуль.
Виктор снова начал пикировать вниз и едва не столкнулся с заходящим от земли "мессером". Тот атаковал его в лоб, на горке и Саблину стоило больших усилий увернуться. Разогнав истребитель, он хотел было повторить свою удачную атаку и сбить один из удирающих бомбардировщиков, но сзади снова обнаружился упрямый "мессер". Пытаясь его сбросить, Виктор дал самолету крен и потянул ручку на себя. В вираже противник стал отставать, но упрямо висел сзади. С его крыльев срывались белые жгуты "усов", но немцу это не помогало, он все сильнее проигрывал "угол". Выше сцепившихся в поединке двух самолетов, буквально прямо над их головами, дрались наши "Яки" против "мессеров". Бой там напоминал безобразную свалку – натуральный собачий бой, самолеты сильно перемешались, пары рассыпались.
На четвертом витке виража истребитель Саблина начал уверенно заходить в хвост "мессершмитту". За немцем потянулся отчетливый дымный след – вражеский летчик включил форсаж двигателя и выйдя из виража полетел прямо. Виктор обрадовался – тот сам подставил ему хвост. Очередная победа была почти в кармане, лишь бы враг не удрал пикированием. Немец удирать не собирался, вместо этого он начал плавно набирать высоту. Это был подарок судьбы. Виктор сразу потянул за ним, мысленно представляя, как снаряды ударят в зависшего без скорости противника. При таком ракурсе его не спасет даже хваленое немецкое бронирование, любая пуля может оказаться смертельной. Он склонился перед прицелом, стараясь довернуть еще чуть-чуть, совсем немного, но "мессер" как заколдованный, уходил выше. Неожиданно "Як" затрясся, словно в лихорадке и резко сорвался в штопор, увлеченный преследованием фашиста Виктор, не заметил, как потерял скорость. Пытаясь управиться со штопорящим истребителем он, не увидел, как немецкий летчик положил "мессера" на крыло и свалился на него сверху. Все произошло очень быстро. Виктор едва остановил вращение машины, как несколько жестких ударов сотрясли самолет. Законцовка левого крыла превратилась в лохмотья, и "Як" снова сорвался вниз, кружа, словно сорванный ветром лист.
Из штопора он вышел низко, едва не зацепив винтом землю при просадке и подняв с земли тучу пыли. Скорее всего, эта пыль его и спасла. Враг видимо принял ее за дым упавшего самолета и не стал добивать подраненого противника, уйдя куда-то в сторону. Это было весьма кстати, подбитый "Як" норовил свалиться на дырявое крыло, и у него появилась очень неприятная поперечная раскачка. Рация молчала, поврежденная, в простреленный фонарь кабины задувал ветер. Однако самолет летел, послушно набирал высоту и Виктор, мысленно перекрестившись, повернул в сторону аэродрома. Воздушный бой вверху уже окончился, там осталась четверка наших истребителей. Было очень интересно, почему их осталось только четверо и куда делся пятый, но это интерес был скорее праздный. Все равно узнать это сейчас было невозможно.
"Юнкерсы" он обнаружил можно сказать случайно. Набирая над переправой по спирали высоту, Виктор увидел, как из-под крыла вынырнули три серые тени с белыми крестами на крыльях – бомбардировщики Ю-87. Они шли невысоко, на высоте около километра и остались невидимыми для остальных наших летчиков. Возможно, это была часть разогнанной ими группы, возможно, новая. Но, тем не менее, три бомбардировщика летели прямо к переправе, и помешать им особо было некому. Разве что огонь нескольких уцелевших после бомбежек зениток, но смогут ли они сорвать атаку звена вражеских пикировщиков – еще неизвестно.
Он с надеждой огляделся, но охотников подраться с тройкой бомбардировщиков не находилось. Однополчане снова ввязались в карусель боя с четверкой "мессеров", а других самолетов в небе видно не было. Лишь далеко на северо-западе мелькали какие-то далекие точки-пылинки, но очень уж далеко, да и скорее всего это были уходящие немецкие самолеты.
Они были очень удобно для атаки – почти под ним и метров на пятьсот ниже и Виктор решился. Плавно опустив нос, он принялся пикировать на вражеские самолеты, ловя в прицел ведущего. Стрелки на бомбардировщиках не дремали, и стволы пулеметов засверкали злыми длинными вспышками огней, в сторону Виктора потянулись разноцветные пунктиры пулеметных пуль. Он не оставался в долгу, несмотря на тряску и частые попадания, его трассы тоже несколько раз утыкались в головной бомбардировщик, вырывая куски обшивки при пушечных попаданиях.
Пушка перестала стрелять, когда до бомбардировщика оставалось метров пятьдесят. Виктор потянул было ручку от себя, стараясь уклониться и пройти за хвостом атакуемого самолета, но в эту секунду взорвался прицел. Что-то острое впилось ему в лицо, обжигая резкой глаза, и он закричал от боли и неожиданности, задергался в кабине. Самолет вдруг весь содрогнулся, двигатель заскрежетал предсмертным хрипом умирающего железа и истребитель начал трястись. Тряска была такая, что казалось, потрескаются зубы. Виктор заполошно тыкался в кабине, не видя ничего, глаза болели адским огнем. Он попробовал было открыть фонарь, но тот не поддавался, заклиненный. Понимая, что жить осталось всего несколько секунд, он машинально нащупал ручку управления и потянул ее на себя, чувствуя, как перегрузка придавливает к сидению. Самолет все же слушался управления. Он так тянул, пока не понял, что истребитель перестал падать и теперь летит прямо. Он понял это буквально задницей, по поведению самолета по отсутствию перегрузок и по всем, что может понять слепой летчик. Мотор все еще скрипел, надсадно и противно и было обидно умирать вот так, слепым, в трясущемся душераздирающем скрежете.
Сорвав зубами левую перчатку, Виктор попробовал протереть глаза. Прикосновение к левому вызвало сильную боль, и бровь и лицо были липкими от крови, зато правый глаз все-таки начал видеть. Пусть это было больно, мучительно больно, но он все-таки видел. Самолет летел параллельно реке, на высоте метров триста. Это все что он успел разглядеть, за жалкую секунду, и снова зажмурился от боли. В этот момент двигатель взвыл особенно противно и замолчал. Сразу перестало трясти, и наступила необычайная тишина. Виктор услышал, как, как завывает ветер в пробоинах кабины и поскрипывает самолет в воздухе. Внизу мелькнула узкая песчаная полоса берега, она была низко, очень низко, он снова потянул ручку на себя, стараясь уменьшить угол планирования.