— Рябый, не отставай, — Виктор довернул самолет, уклоняясь от очередной атаки немца и одновременно поворачивая в сторону ближайших облаков: — Командир, я сейчас. В стороне высоту наберу. Кот, Максим, держитесь там.
Рация прохрипела что-то неразборчивое, потом донеслись матюги Соломина. Эскадрилья вела бой.
Облака оказались неожиданно близко. Внешне мягкие, пушистые, но эта мягкость была обманчива: внутри началась сильная тряска.
— Рябый, — Виктор наконец вспомнил про своего ведомого, — иди прямо по курсу, никуда не отклоняйся…
— Ниже, ниже, сильней закручивай, — перебили его фразу торопливые вскрики Соломина. И сразу же, забивая эфир, раздался чей-то возбужденно-радостный вопль: — Вижу! Вижу! Бомбардировщики прямо по курсу!
Радио утонуло в какофонии бессвязных команд, криков, матюгов и треска. К счастью облака быстро кончились и Виктор с облегчением увидел своего ведомого. Тот висел сзади, приотстав, и был белый как мел.
Они быстро полезли вверх. Виктор уже сам был не рад, что взялся за реализацию своей идеи. Стоило послать пару Кота, правда сумел бы Кот реализовать его задумку? Он торопился, боясь, что пока они тут прохлаждаются, кого-то из их эскадрильи успеют сбить. И тогда его выход из боя, можно будет расценить совсем иначе.
Они успели. Советские истребители снизились где-то до полутора километров и, образовав оборонительный круг отходили на свою территорию. Мессеров осталось только шестеро и они летали выше, поочередно, парами, атакуя. Бомбардировщики уже почти скрылись из виду, но там, куда они ушли уже кипел бой. Эфир был забит, но забили его уже летчики первой и второй эскадрилий.
Мессера приближались быстро. Они были внизу, видные как на ладони, безопасные. Пара Саблина, укрытая солнцем, пока оставалась для них невидимой. Виктор выбрал себе жертву, выходящую из атаки вверх пару вражеских истребителей. Толкнул ручку вниз, почти отвесно падая на свою цель. На несколько секунд гомон в эфире стих:
— Смотри Рябченко, — не смог удержаться Виктор от похвалы в свой адрес, — вот так надо выигрывать бои.
Мессера он решил расстрелять в упор. Завел вражеский силуэт в прицел, зажал гашетку и к своему стыду промазал. Траса прошла буквально в полуметре от вражеского самолета. Мессера рванули в стороны, а Виктор потянул обратно, надеясь повторить атаку.
Едва их пара снова набрала высоту, как откуда-то сверху на них свалились еще два вражеских истребителя. Весь Викторов план рухнул. Бой начал принимать очень неприятный оборот. Сверху их клевала пара врагов, снизу поднималась четверка, и все это было очень печально. Уклонившись от очередной атаки, он успел увидеть, как их эскадрилья, целая и невредимая, преспокойно отходит на восток.
— Двадцать первый, — закричал он, — лезьте вверх. Я сейчас немцев под вас стащу.
Его словно не услышали, эскадрилья быстро удалялась, не предпринимая ничего. Мессера подтянулись, подсобрались и Виктор понял, что сейчас их с Рябым будут убивать.
— Рябый, — закричал он, — отходим.
Тот не реагировал. Он летел за мессером, пара врагов заходила ему в хвост, но ведомый, увлеченный погоней, их не видел. Нос его истребителя озарялся вспышками выстрелов и короткие росчерки трасс и тянулись к мессеру. К сожалению, проходили они чуть ниже, чем нужно.
— Рябый, Рябый, — закричал он, — сзади пара.
Ведомый не реагировал, продолжая увлеченно гнать своего противника.
— Ну, олень, твою мать, — Виктор кинулся выручать своего подопечного. Сзади к нему тоже пристраивалась пара мессеров, вот только отгонять их было некому.
Дистанция была велика — метров четыреста, но он все-таки дал пару коротких очередей. Попал или нет, было не понятно, но мессера вдруг боевым разворотом ушли вверх, ведомый оказался в безопасности. Зато задняя пара подобралась очень близко, пришлось резко маневрировать. Мессера ушли вверх, для новой атаки, а ему оставалось лишь бессильно скрипеть зубами. Ведомый благополучно оторвался на пару километров и за ним снова тянулась пара врагов. Сверху, на Виктора заходило два мессера и еще один, в ожидании, висел в стороне. Атаковали они поочередно и умело. Видно пилоты были опытные. Виктор уклонялся от атак, старался оттягиваться в сторону аэродрома и при первой возможности контратаковал сам. Пока это помогало, мессера стали действовать настороженно, поняв, что дерутся с опытным противником. К ним подошел еще один, интенсивность атак возросла. Виктор вымотался, обессилел, а враги, мешая друг-другу, все атаковали и атаковали. Он огрызался огнем, крутился ужом, стараясь не упускать из виду ни одного из противников. Если бы он был на другой машине, на МиГе или своем старом Яке, то давно был бы сбит. Хорошая маневренность девятки пока позволяла держаться. Время пропало, осталось только бесконечное маневрирование и тяжесть перегрузок.
Спасительное облако он увидел чуть ли не случайно. Глаза давно застилал пот, мышцы сводило от усталости и это облачко показалось ему райским оазисом посреди пустыни. Он потянул к нему. Мессера словно осатанели, уже одна пара висела сзади, другая атаковала сверху. Дымные трассеры то и дело пролетали в опасной близости от самолета, но пока попаданий не было. Виктор держался из последних сил, выжимая из самолета немыслимое. Облако встретило его белой мутью и жестокой тряской. Он едва успел обрадованно расслабиться, как оно неожиданно кончилось. Сверху, очень некстати оказалась пара мессершмиттов, и Виктору стоило больших трудов уклониться от их атаки. Он резко развернулся и потянул обратно, в белую мглу. Снова влетев в облако, он попытался стать в вираж. Получалось плохо, несколько раз он снова оказывался в чистом небе, уворачивался от мессеров, но каждый раз успевал юркнуть обратно.
Когда он вывалился в очередной раз, то мессеров вокруг не оказалось, они едва заметными точками темнели на западе. Саблин полетел домой.
Посадку Виктор произвел на последних каплях горючего, мотор заглох при пробеге. Вокруг все было словно в тумане, он кое-как открыл фонарь, попытался вылезти, не получалось. От стоянки к нему уже ехала машина, бежали какие-то люди. Он все-таки выполз из кабины и, поскользнувшись на крыле, плюхнулся на землю. От удара сбило дыхание, но холодный снег немного освежил и Виктор кое-как поднялся. Ноги дрожали.
Первым из машины спрыгнул Синицын, за ним Шубин. Врач сразу кинулся его осматривать, но Виктор отрицательно замотал головой.
— Где Рябченко? — жестко спросил командир.
Виктор снял шлемофон и отер голову снегом. Стало немного легче.
— Не знаю, — ответил он. — Дрались с шестеркой. Рябченко мессера гнал, на команды по радио не реагировал. Ушел с небольшим снижением на юго-запад, за ним пара мессеров летела.
— Почему вышли из боя, когда дралась эскадрилья? — тону Шубина мог позавидовать любой прокурор.
— Я предупредил по радио, — сказал Виктор. — Специально в стороне набрал высоту и немцев атаковал. Они на меня переключились, а эскадрилья спокойно ушла. Хотя я их вызывал, чтобы помогли.
— Я был на КП, тебя в эфире вообще не слышал.
— Дмитрий Михайлович, — устало ответил Виктор, — если вы мне не верите, то сажайте под арест. Или вы думаете, я затем из боя выходил, чтобы потом вдвоем с шестеркой драться? Я не мазохист. Запросите войска, если хотите, я прямо над нейтралкой крутился.
— Ладно, — тон Шубина немного смягчился, — запрошу тута.
Палыч закончил осмотр самолета, показал Виктору два пальца. Видя его недоумевающий взгляд, пояснил: — В левом крыле две пробоины, ближе к законцовке.
Виктор кивнул, и устало поплелся в землянку. Шубин крикнул ему в след: — Зайди в штаб, рапорт о бое напиши.
Штаб поразил приятным теплом. Сновали какие-то малознакомые люди, трещали телефоны. Он принялся писать. Получалось плохо, слова никак не хотели складываться в предложения, получалось криво, убого, неубедительно. Внеся с собой холодный воздух с улицы, в помещение вошла Таня. Неприязненно посмотрела на Виктора, молча уселась за соседний стол и принялась что-то печатать. Все ее фигура высказывала отчуждение.