По строю прошел шепоток. Скосив глаза, Виктор увидел, как исказилось от злости лицо Быкова.
— Ну и штаб, — Шубин уже выдыхался, говорил лениво, по инерции — труженики тута пера и печатной машинки. Это тута клиника… Товарищ Прутков, я вам тута раз приказал, другой. Вам уже мало одного выговора? Третий раз вам я ничего говорить не буду, я туда напишу, — прут ткнулся в небо. — У меня ведущие тута в истерике бьются уже неделю, а штаб все никак не может согласовать частоты радиостанций, хотя на верхах этот вопрос давно решен. Это либо служебное несоответствие, либо тута саботаж…
Он замолчал, и остановил тяжелый взгляд на красном Пруткове. После недолгой паузы, медленно, с расстановкой сказал:
— Через час будем прикрывать штурмовиков, снова какую-то батарею нашли. Пойдет, — командир прищурился, — вторая эскадрилья, шесть экипажей. Группу поведет Быков. Я полечу тоже, но отдельно. И еще — Шубин нехорошо улыбнулся, — если я еще вдруг услышу фамилии в радиопереговорах, то лично оторву болтуну яйца. Это особенно тебя, Витька, касается. Вылетающим экипажам собраться на КП, через пять минут …
Черные фонтаны расцвели на земле, оставив после себя дым и снежную пыль. Шестерка штурмовиков после бомбометания потянула вверх, пройдя немного, заложила широкий вираж. Теперь из-под крыльев «горбатых» срывались огненнохвостые кометы, они взрывались среди траншей и орудийных капониров. Встретивший первую атаку штурмовиков зенитный огонь ослаб, и илы, растянувшись цепочкой, методично утюжили немецкие позиции.
— Орелики, еще заход, — раздался в эфире бас их ведущего, — Васька, не отставай.
Забивая штурмовика, в наушники ворвался напряженный голос Быкова:
— Первый, первый, мессера идут, восьмерка.
— Хорошо, — Шубин говорил спокойно, и словно лениво. — Оставь одну пару с илами, остальные вверх.
Повод для спокойствия у Шубина был, они с Виктором летели в десятке километров южнее группы и на три километра выше.
— Орелики, отходим. Слева, слева заходит… В лоб его, суку, в лобешник, — эфир забили короткие команды, ругательства.
— Седьмой, седьмой, — принялся вызывать командир Быкова, — оттягивайтесь с илами, сейчас поможем.
Они, разгоняясь, пошли к схватке, подходя от солнца и с превышением. Ниже сцепились клубком самолеты. Мессера, используя численное превосходство, наседали, вынуждая наших обороняться, одна из вражеских пар уже выскользнула из боя и устремилась к беззащитным илам.
— Атакуем, бей ведущего, — Як командира уже пикировал на отдельную пару мессершмиттов, поднырнув под них, зашел сзади-снизу. Шубин атаковал лихо. Он сблизился с ведомым метров на пятьдесят и только тогда начал стрелять. Разрывы легли по мессеру кучно, снизу, в районе мотора, и вражеский истребитель сразу же окутался черным дымом. Все это воспринималось Виктором отстраненно, он сосредоточился на атаке своего противника, вымеряя упреждение и стараясь действовать не хуже командира. Его мессер оказался более опытным, в последнюю секунду он рванул в сторону и трасса, должная чуть ли не распилить его пополам, лишь скользнула по краешку крыла. Виктор, ожидавший явно другого исхода закусил губу от злости. Мессер ушел куда-то вниз, под капот, а Саблину пришлось догонять ушедшего вверх командира.
Горящий мессершмитт с траурной лентой дыма перечеркнул небо и уткнулся в землю, оставив на месте падения черный клуб дыма. Это зрелище подействовало на летчиков второй эскадрильи лошадиной дозой допинга. Они начали действовать гораздо агрессивней, напористей. Мессерам же наоборот, соседство двух советских истребителей над головой явно не понравилось. Они потихоньку стали оттягиваться на запад.
— Атакуем, — земля вновь рванула на встречу. Виктор вдруг увидел, косые изломы немецких траншей, черные воронки от бомб. Ему даже показалось, что он разглядел уцелевших вражеских артиллеристов, что задрав голову вверх, наблюдали за боем. На фоне снега также проступили два серых хищных силуэта мессеров, принялись расти в размерах. К сожалению, немцы тоже видели их заход и красиво уклонились. Вновь навалилась перегрузка, и вместо мессеров впереди оказалось лишь голубое небо и командирский Як.
— Горит сука. Есть! — Виктор услышал радостный голос Быкова, его перебил отчаянный вопль штурмана второй эскадрильи: — Лешка слева, слева ниже. Отбейте! Отбейте! Твою мать… Лешка живой? Лешка…
Земля вновь косо перечеркнула фонарь кабины, потянулась навстречу. Показалось улепетывающее звено мессеров, летящие за ними две пары Яков. Третья пара советских истребителей отходила на восток, вслед илам. За ведущим самолетом тянулся белесый шлейф вытекающего топлива.
Разогнанные за счет высоты, Саблин с командиром принялись настигать четверку мессеров.
— Первый, слева выше пара. Идут на нас. — Виктору увидел приближающиеся, выкрашенные в желтый цвет, коки немецких самолетов.
— Бросаем, — Шубин отвернул под атакующих немцев. Те проскочили выше и командир, боевым разворотом, потянул наверх, надеясь, что немцы тоже развернутся. Не развернулись. Видимо потеря второго самолета окончательно подорвала боевой дух вражеских летчиков и мессершмитты, дымя форсируемыми моторами, удирали на запад.
На обратном пути Виктор плевался и ругал сам себя. Мессер был как на ладони и начни он стрелять чуть пораньше, то наверняка бы сбил его или очень сильно искалечил. Желание сбить врага как и Шубин, в упор, оказалось ошибочным…
Первым садился Быков. Заходил он очень уж осторожно и Виктор подумал, что пробитым бензобаком дело не ограничилось. Так и оказалось. Видимо еще была повреждена и тормозная система, потому что капитанский Як долго катился по полосе, пока не замер, уткнувшись в сугроб. Остальные сели без проблем.
На разбор приходили довольные, преисполненные чувства выполненного долга. Вид удирающих врагов радовал, дарил уверенность в собственных силах. Тем неприятней ударили слова командира:
— Дерьмо тута. Взаимодействие ни к черту. Почему тута позволили немцам сразу захватить инициативу? Ну и что, что их больше? У тебя тута было три пары. Это силища! — разносил Шубин комэска. Тот стоял белый от злости и сквозь зубы оправдывался. Шубину его оправдания были не интересны.
— Управление тута где было? Одни вопли по радио. И еще, я не понимаю, зачем было атаковать противника в лоб.
— Я его сбил в лобовой! — Быков выпятил челюсть.
— Сбил, — согласился Шубин, — и тут же подставился другому. И еще, зачем ходить в лобовую, когда преимущество у нас и бой на чужой территории? Я такого тута не понимаю.
Быков угрюмо молчал. Командир смотрел на него, зло перекатывая желваки.
— Значит, сейчас повторим этот бой на земле. Первая эскадрилья за немцев, илов опустим. Хотя нет, Кот, иди, будешь илов изображать, на них заход был…
Пока летчики собирались, Шубин буркнул стоящему рядом Виктору:
— А ты тоже тютя. Какого хрена при первой атаке оторвался? Надо было ко мне впритирку идти чтобы одновременно бить. И потом, чего тута со стрельбой тянул? Ты же стрелок хороший? Подарил немцу три секунды и все. Эх, Витька…
Наступила весна. Дыхнуло теплом, и чем-то приятным, радостным, дыхнуло весной. Снег съежился и растаял, открывая жирный чернозем, дороги превратились в непроходимое болото, полк завяз в грязи, ожидая, когда же подсохнет.
Виктор шел по стоянке, стряхивая с сапогов налипающую квашню и матеря погоду. Дождь с утра размочил землю, и любое перемещение превращалось в едва ли не заплыв по грязи. Настроение было паскуднейшим, а необходимость идти на стоянку из-за сущей ерунды, его отнюдь не улучшала. На стоянке было безлюдно — все кто мог давно попрятались в теплых палатках, и он грустно заозирался, пытаясь высмотреть фигуру инженера полка. Увы, безрезультатно. Вдалеке уныло маячил часовой, а вокруг были лишь вновь отстроенные капониры. Старые, сделанные из снега, приказали жить еще в самом начале весны и весь полк, а аварийном порядке буквально слепил из грязи новые. Тогда же перебрались из затопленных землянок в палатки. На всякий случай он пошел проверить свой самолет. Его «двадцатьчетверка» выглядела уныло. Побелка с истребителя почти смылась, исчезая подобно снегу с полей, и теперь камуфляж подставлял из себя причудливо-уродливый гибрид. Обнаружив сидящую под крылом на брезенте целующуюся парочку, подошел. Услышав шаги, парочка отпрянула друг от друга, и он узнал Олю и Соломина. Увидев его, Оля вспыхнула и отвернулась, в руках у нее мелькнул букетик подснежников. Соломин скривился и скорчил зверскую физиономию, давая понять, что Саблин тут явно лишний.