…Наступила обещанная оттепель. Второй день небо было затянуто тучами, частенько срывался мелкий, нудный дождь. Жирный чернозем налипал на сапоги, кусками отваливаясь при ходьбе, машины буксовали и тонули в грязи. Дороги и взлетная полоса аэродрома раскисли в кисель, летать стало невозможно.
В ожидании ужина было скучно. Вахтанг слонялся по деревне, в поисках, у кого бы сменять картошку на подштанники, Игорь, непрестанно слюнявя карандаш, писал письмо своей Нине. Он вчера все-таки еще раз пошел с Вахтангом, а теперь терзался муками совести. Сегодня, Виктор не сомневался, он пойдет снова, потому как подштанники, для обмена, были Игоревы. Вчера вечером они немного погуляли с Таней, но дождь их разогнал. Посидеть у нее не получилось, Светка была дома. Как сказала Таня, пропускала дежурства по женской причине. Во время прогулки Таня была рассеянной, словно что-то обдумывала, но никак не могла принять решение. Про свадьбу они так и не поговорили…
Заскрипела дверь, весь мокрый от дождя зашел Вахтанг. Бросил в угол используемую вместо мешка грязную наволочку с картошкой, поставил на стол крынку с молоком.
- Вот сказал он, - чего удалось намэнять. Жадный пошел народ, жадный. Игорь, потом крынку отнэсешь. Вторая хата с краю, бабе Оле отдашь. Кстати, а как тебе новэнькая соседка? По-моему, горячэнькая штучка. Вчэра молчала-молчала, а сама глазенками-то пострэливала. Может к ней подкатить? - он коротко хохотнул. - Завтра чего менять будем? Витька, давай свои брыджи синие. Тебе их все равно носить не положено, а так на пользу пойдут, товарищам.
- Да прям! - Возмутился Виктор, - на штаны мои даже не зарьтесь. Ни за что не отдам.
- Ну ладно, пусть пока полежат, - улыбнулся Вахтанг. - Кстати, твоя заходила?
- А чего это она должна была прийти? - удивился Виктор?
- Ну как? - в свою очередь удивился Вахтанг. - Попрощаться. Неужели не приходила? Вот дэла. - он присвистнул. - Прутков приезжал, где-то с час назад, на полуторке. Ее увез и почти всех техников. Осталось их тут с гулькин хрен, каждой твари по паре, - он ухмыльнулся. - А я думал, она тебе скажет, наверно не успела…
- Нет, не заходила, - растеряно сказал Виктор, чувствуя, как к горлу подступает горький ком обиды.
- Ну ничего, - рассудительно ответил Вахтанг, - в Миллерово еще повидаетесь. Нэ вэчно же мы здесь будем торчать… пойдемте, что ли пошамаем?
После ужина Игорь с Вахтангом засуетились, прихорашиваясь, собираясь в очередной поход. Виктор развалился на кровати, в мрачной апатии обреченно глядя в потолок. Настроение было отвратительное, внезапный отъезд Тани выбил его из колеи, не хотелось ничего. Была бы водка, он бы выпил и заснул, но водки не было. Он уже нашел объяснение вчерашней Таниной рассеянности - она просто решила с ним расстаться, вот и все. Иначе бы зашла, хоть на минутку, сказала бы. Или, на худой конец, оставила бы записку. И вот теперь он и лежал, злясь на Таню и накручивая сам себя.
- Хватит тебе злиться, - сказал подошедший Игорь, - чего ты? Ну не пришла, может, времени не было. Мало ли, бывает…
- Э, а пойдем с нами, - предложил Вахтанг, - глядеть не могу на твою кислую рожу. Баб на всех хватит.
Виктор отрицательно покачал головой и снова мрачно уставился в потолок. Но чем дольше он лежал, тем более привлекательной казалась ему эта идея. У самого то Саблина, в чье тело попал Виктор, женщин, как он помнил, не было, тому просто было некогда. Сперва полуголодная жизнь во время учебы в ФЗУ, после детдома, потом завод и аэроклуб по вечерам совершенно не оставляли свободного времени. В училище тоже с этим было туговато. А тут есть шанс поправить положение. Не то чтобы Виктору это было так интересно, в его жизни, что осталась в далеком будущем, женщины были. Но, организм настойчиво требовал. И вообще, сколько же можно решать свои половые проблемы самостоятельно. А Таня? А Таня сама виновата… и вообще ей только замуж надо.
Решившись, он спрыгнул с кровати и стал одеваться. Вахтанг такому повороту событий обрадовался, но сразу забеспокоился:
- Продуктов маловато на троих, у тебя есть чего?
Перешерстив небогатое имущество Виктора, друзья прихватили для обмена старую нательную рубаху и отправились за приключениями.
Флигель, где жили “соседки” поразил Виктора своей убогостью и нищетой. Он был низенький, Виктору приходилось наклоняться, с земляным полом с маленькими тусклыми окошками, разделенный деревянной перегородкой на две неравные части. Этому флигелю лучше подошло бы слово сарай. И в этом сарае, площадью, наверное, метров двенадцать жили три женщины и пятеро ребятишек. Беженцы. Те, у кого война отобрала мужей и отцов, потом выгнала из дома, заставила бродить по дорогам и, наконец, ютиться в таких вот мазанках. Впервые Виктор вот так, явно, столкнулся с другой стороной войны. Не той где стреляют и умирают, а той, как живут пострадавшие от этой войны. До этого, он, конечно, слышал о беженцах. Видел, как они, нагруженные скарбом, тянутся по дорогам на восток, но вот так, вблизи это было впервые…
Женщины восприняли приход летчиков равнодушно, без малейшего намека на радость или энтузиазм. Вахтанг церемонно познакомил с ними Виктора, как оказалось, здесь жили две Любы и Маша. Зато для детишек, появление Вахтанга стало праздником. Они сразу же загалдели, окружили его, теребя за штаны и просительно заглядывая в глаза. Он заулыбался и достал из кармана якрученный узлом носовой платок, развязал и начал ссыпать в маленькие ладошки заранее заготовленный сахар. Сахара было мало, может пару ложек, но детской радости не было предела.
Потом они чинно расселись на лавках. Игорь угрюмо рассматривал носки своих унтов, Вахтанг сразу же ввязался с женщинами в оживленный разговор, Виктор больше осматривался. Хозяйки флигеля ему не понравились, изможденные, с серыми от усталости лицами. Лет им, всем троим было где-то под тридцать, хотя, может ему это только показалось. Вахтанг тем временем разошелся не на шутку, он пел соловьем, сыпал остротами, весело смеялся, сверкая белыми зубами. Постепенно обстановка в комнате начала улучшаться, на лицах у хозяек появились улыбки, они о чем то перешептывались и пересмеивались.
Вахтанг подсел к самой симпатичной, высокой светленькой женщине, которая, если Виктор ничего не напутал, звалась Машей, по-хозяйски ее приобнял и то-то быстро зашептал на ухо. Женщина стрельнула глазами на Виктора, улыбнулась и, наклонившись, к соседке, укачивающей ребенка, тоже что-то ей зашептала. Та, низенькая и кареглазая, посмотрела на Виктора, побледнела, отдала ребенка и что-то тихо ответила, отчего окружающие засмеялись. Она встала и, поправив платье, ушла в темноту меньшей комнаты.
- Ну чего ты сидишь? - сказал Вахтанг Виктору. - Иди к Любе. - Глаза у него были веселые, а пальцы на руках нервно подергивались.
Во второй комнате было темно, тусклого света, проникающего сквозь мутное окошко, явно не хватало, чтобы осветить ее днем, а уж ночью было темно как в гробу. Виктор чертыхнулся, ударившись обо что-то ногой. Полез в карман и зачиркал зажигалкой, осветив помещение. Вторая комната было узкая словно пенал, разделенная поперек висящей на веревке простыней, почти всю ее занимали стоящие одна за другой две кровати, так что между ними и стеной оставался узенький проход. Он отодвинул простынь и обнаружил раздевающуюся Любу. Теперь он рассмотрел ее повнимательнее. Она было невысокая и темноволосая. Наверное, раньше она было кругленькая, упитанная, но лишения согнали с тела весь жир, оставив некрасивые складки кожи. Однако груди у нее были большие словно налитые с крупными ареолами сосков. Появление Виктора и свет зажигалки ее ничуть не смутили, она полностью разделась, спокойно улеглась на кровать и раздвинула ноги, показав ему заросшую черным волосом промежность. Зажигалка жгла руку, и Виктор ее потушил и подсев рядом. От нее пахло молоком и полынью, впрочем, запахом полыни был пропитан весь их флигель. Он провел рукой ей по животу, потискал груди, но никакого энтузиазма и возбуждения от того, что сейчас будет заниматься с ней сексом, Виктор не испытывал. Наоборот, душу жег стыд, что ему приходиться вот так, за еду покупать любовь. Перед ним встало Танино лицо, ее удивительные зеленые глаза и Виктор не выдержал, резко вскочив, он пулей выскочил из комнаты, быстро надел реглан и, не прощаясь, ушел домой. На душе было мерзко и тошно.