О секирах чародей вспомнил не случайно: утром углядел рядом с безмятежно спящим Яром крупные волчьи следы. Крыланы-всадники, больше некому. И песиголовцев давно не видать, не слыхать. Не замышляют ли чего?
Богуслав скинул куртку, вывернул наизнанку; сапоги переодел с правой ноги на левую. Волосы его долгие и волнистые враз зазеленели, едва чародей посыпал их порошком из разукрашенного мешочка, приговаривая вполголоса. И бороду приклеил, седую, косматую, нечесаную…
— Ну, Тарус! Чего у тебя в суме только не сыщется, — восхитился Боромир, оглядывая переодетого Богуслава. — Кабы не знал, кто это, давно уж стрекача бы задал!
Тарус усмехнулся, поворачивая Богуслава и так, и эдак.
— Похож! На тебе «волчину», — протянул он венеду крохотный землистого цвета шарик, невзрачный и на первый взгляд никчемный. Однако волчьим духом от него разило как от целой стаи. Богуславу не требовалось объяснять для чего он — кони, учуяв запах своего извечного врага, да еще такой плотный и ядреный, поднимут невообразимый хай, а там уж и всадников перепугать не мудреная задача.
— Главное, глаза выпучи и дыши погромче, — наставлял перевертыша Тарус. — Мы уж повоем, по кустам, страсти подпустим. Одним словом — не маленький, не мне тебя учить. Уразумел?
Венед кивнул:.
— Справлюсь, чародей.
Тарус еще разок оглядел его и хлопнул по плечу:
— Давай, друже!
Всадники приблизились за это время вполовину. Богуслав скользнул в густую тень кустарника, ступая слегка вперевалку — ни дать ни взять: леший! Аж мороз по коже.
— Чеслав! Вавила! — позвал близнецов чародей. — Со мной пойдете. А ты, Непоседа, людей схорони, да глаз прищурь, авось и разглядишь чего. Могут гости пожаловать.
— Добро, Тарус! — кивнул Боромир и обернулся. Отряд, повинуясь его мягкому жесту, вмиг рассыпался по кустам. Чародей с близнецами-венедами неспешно двинулся вслед за Богуславом.
А тот уже успел отбежать далеченько. Отыскал тропу, по которой ехали всадники, и трусил им навстречу чуть в стороне, вслушиваясь в чуткие шорохи леса да зорко шаря взглядом по зелени. Приглушенный стук копыт звучал все ближе и отчетливее.
«Схоронюсь, — решил Богуслав. — А после как выскочу!»
С тем и юркнул в ломкие притропные кусты.
Невзрачную фигуру, серую, согбенную и бесформенную, он заметил не сразу. Присмотрелся — одежда наизнанку, усы с бородищей седы, волосы — как вековой лишайник. И глазами: зырк направо, зырк налево! Тоже лешим переодет.
Богуслав ничком отполз назад и, прячась за стволами, перебежал. Теперь фигура была обращена к нему лицом. Всмотрелся — Дементий! Эх, ма, ослушался чикм Таруса, переоделся, решил, видать, и себе попугать пришлых. Ладно уж, куда деваться? Вдвоем так вдвоем.
Богуслав ненадолго показался Дементию, знаками пояснил: мол, подъедут всадники поближе, разом выскакиваем! Ну а там как получится.
Дементий секунд пять глядел на венеда, потом согласно кивнул. Тут и спрятались оба.
Птахи щебетали, будто в последний раз. Солнце, играючи, проглядывало сквозь густые кроны, швырялось озорными лучиками, разгоняя лесной полумрак. «Благодать! — подумал с тоской Богуслав. — Сейчас бы в сено и спать. А мы воюем…»
Чужаки вскоре показались из-за дальнего поворота тропы. Островерхие их шапки чиркали по упругим свежим ветвям, и шуршание это вплеталось в звук мерной поступи копей. Богуслав не успел еще ничего предпринять, как вдруг могучий дуб, растущий в двух шагах от тропы, заскрипел так, что мороз продрал по коже у самых отчаянных, и покосился; из гущи листьев с хриплым карканьем вырвалось с пяток ворон.
Всадники замерли. Дементий по ту сторону тропы вдруг заголосил-заулюлюкал и упал, скрывшись из виду. Кони захрапели, вздымаясь на дыбы; Богуслав, подливая масла в огонь, дунул на шарик-волчину, кони забились пуще прежнего. Справа вроде сотня филинов угрюмо заорала-заухала; дуб по-скрипел-поскрипел, да и рухнул поперек тропы с ужасающим скрежетом.
Чужаки опомнились и рванули верхом к западу, поворотив с тропы, прямо через чащу, не разбирая дороги. Богуслав поглядел на них с усмехом — во, испужались! Из зарослей ежевики показался Дементий, махая рукой: пошли, мол!
Пробежали шагов сто лесом и неведомо как оказались впереди и чуть сбоку от удирающих напропалую чужаков. Слышались невнятные крики:
— Лешак! Лешак!
Дементий семенил, припадая к земле, потом растопырил руки: стой! Богуслав остановился на полшаге.
Впору было протереть глаза: лес впереди скачущих прочь всадников вдруг разом поплыл влево; причем дальние деревья плыли быстрее. Даже солнечные лучи, издревле образцово прямые, немыслимо изогнулись, походя теперь на гигантские коромысла.