– Я пока сильней, сын, – жестко ответил Тиэл. – Мне это тоже будет не очень-то по душе, но что делать? Или ты остаешься здесь и не вмешиваешься, либо отправляешься со мной. Теперь это возможно.
Шериан в бессильной ярости сжал кулаки и взглянул в холодные глаза отца. Не так он представлял себе их встречу. Но на сожаления времени не было. Магия теней сломила его волю, с легкостью подчиняя себе, и потянула прочь из Роуна. Он пробовал упираться, но даже собрав силу воедино, смог позволить себе лишь слабый рывок. Никакие ухищрения не помогали и он быстро погружался в пространственный туман.
Прекратив тщетное сопротивление, Шериан опустошенно вздохнул. Его голос, полностью лишенный эмоций, тихо произнес:
– Хорошо, я не буду вмешиваться.
Через миг он вновь стоял на твердой земле и пронзительные темно-синие глаза рассматривали его утомленное лицо.
– Ну вот и договорились, – чуть напряженно произнес Тиэл. – Надеюсь, ты оправдаешь мое доверие?
– Постараюсь, – мрачно ответил Шериан. Он понимал, что лучше иметь возможность наблюдать, чем позволить полностью исключить себя из Роуна. Так он сможет незаметно повлиять на предрешенный ход событий или хотя бы предупредить князя. Главное – остаться. – Но предупреждаю сразу, могу и не выдержать.
– О, я тебя быстро приведу в чувство, – любезно заметил Тиэл, и его ледяные глаза заметно оттаяли. – Ты просто больше не лезь в драку с моими воинами и Видгару не попадайся на глаза. Я же не прошу тебя стать мирным отшельником, да делай ты что хочешь, только мне поперек дороги опять не вставай.
– А когда я так делал? – приподнял брови Шериан.
– Да уж было, не сомневайся, – криво усмехнулся Тиэл, – и не один раз. Вечно тебя бросает в крайности. Ну и для вящего спокойствия – чтобы ты особо не нервничал – скажу, что все прекрасно распутается и без тебя.
– Прекрасно для кого?
– Увидишь. – Тиэл потрепал расстроенного Шериана по плечу и тепло улыбнулся на прощание.
Тяжелые дни словно серый беспросветный ливень накрыли Власк. Мысли людей, замутненные дыханием магии, были темны, как ночи, отравленные присутствием неуловимых теней. Возобновились нападения драконов, против воли вытягиваемых из собственного мира. Их ярость уже не была поддельной, как и смерть, прячущаяся за широкими кожистыми крыльями.
Видгар, воспрянув духом, изгонял их у всех на виду в то время как князь почти не покидал своих покоев. И понемногу народ переставал ждать от него помощи, обращая благодарные взгляды на странника. Родомир же угасал, будто что-то вытягивало его жизненные силы, делая вялым и безразличным к судьбе Власка. Он окончательно опустил руки и перестал противиться бездне мрака, все сильнее затягивающей его на самое дно. Изредка еще случались просветления, но настолько краткие, что он их практически не замечал, и только сапфировые глаза, украдкой вспыхивающие в темном углу, видели крохотную трепещущую тварь, вьющуюся над его головой.
Дружина, вдруг оказавшаяся не у дел, слонялась мрачней некуда. Пару раз особо отчаявшиеся воины пытались зажать колдуна и втихомолку отправить в лучшие миры, но тот с завидным упорством ускользал из тщательно расставленных сетей. Потом вдруг пропал Шериан, следом – Звол и его приближенные. Советники, видно совершенно очумев, наперебой клялись в верности пришлому, народ ползал подле него чуть ли не на коленях. Фактически князем уже считали Видгара, а Родомиру тонко намекали, что пора бы уже и честь знать.
Но пока ни Регвою, ни остальным дружинникам воинская честь не позволяла предать князя, отвернуться от него подобно нескольким наемникам. Только их силами еще сдерживался натиск мага, но надолго ли? Трудно защищать того, кто этого не желает, а Родомир не желал, и во врагах оказался весь город.
Святобор пустил коня ступью и горько отворачивался от озлобленных людских глаз. Хотелось отрешиться от забот в океане физически ощущаемой ненависти, но сдерживало одно – образ Родомира, уже поддавшегося слабости.
Он очнулся, только почувствовав чье-то близкое присутствие. Опустив взгляд, заметил убогого старика, мирно идущего рядом, держась за его стремя.
– Ну здравствуй, воевода, – негромко поприветствовал он. – Чего хмурый? Никак, во Власке беда?
– Да ты, видно, нездешний, старик, – утомленно произнес Святобор. – У нас здесь такое творится, что самим бы разобраться, а не другим объяснять.
– Может и нездешний, – согласился тот. – Да только о ваших делах осведомлен получше некоторых.
Он помолчал, разглядывая город таким, каким он стал – темным, давящим, как когда-то во времена княжества Видгара. Прошлое вернулось, искалечив память людей, затмив разум магией, дарованной чужаками. Именно ощущение иной Силы и потянуло его сюда. Как оказалось, не напрасно.
Старик полез в широкий кошель, осторожно выудил хрупкую вещицу, хранимую долгие годы. Вязкая жидкость лениво колыхнулась внутри и вновь застыла.
– Возьми вот это, воевода. – Он протянул ему пузатый сосуд. – Как увидишь князя – открой, а там сам поймешь, что делать дальше. Глядишь, как-нибудь управитесь, а если нет – так я помогу… Еще разок.
Отцепившись от стремени, старик юркнул в проулок. Удивленный Святобор непонимающе поглядел ему вслед, покрутил в руках склянку с темной жидкостью и сунул ее в карман. Стегнув коня, направил его прямиком к княжеским постройкам, готовый скорее послушаться чужого совета, чем просто наблюдать за медленным угасанием Родомира.
Князь, бледный и беспомощный, сидел на том же месте, где его оставил воевода. Извель устроилась рядом, положив голову на колени мужа. На вошедшего они даже не обратили внимание.
– Князь, – робко позвал Святобор.
Никакого отклика.
Тогда воевода порывисто шагнул вперед, на ходу откупоривая сосуд. Из узкого горлышка выплеснулась жидкость, вязким облаком объяв фигуру сидящего князя. Извель испуганно вскрикнула, отшатнувшись вместе с опешившим Святобором. Из облака с пронзительным визгом выметнулось размытое крылатое существо, чьи черные глаза сверкали в падающих лучах солнца. Вслед за ней из рассеивающейся темной дымки вырвалось отточенное лезвие княжеского меча, на излете проткнув неизвестную тварь. Визг стал еще пронзительней, нестерпимей. В ушах зазвенело, и они не сразу уловили момент, когда крик оборвался.
Воевода торопливо нашел на полу исчезающее пятно и брезгливо растер сапогом. Князь стоял чуть покачиваясь, но из глаз уже уходила обреченность. Святобор облегченно вздохнул – перед ним был прежний Родомир, твердый духом и сильный телом, а не пустая оболочка, погрузившаяся в небытие.
– Князь? – повторил воевода, вложив в это слово всю свою щенячью радость.
– Да. – Родомир нетерпеливо тряхнул головой, наводя порядок в собственных мыслях. Прошедшее время встало в такой яркой мрачности, что он задохнулся от охватившего его гнева на свои слабость и бездействие.
Окрепший голос зло рявкнул:
– Зови дружину, я иду убивать колдуна. Хватит с меня его магических штучек. Наелся.
Он пинком распахнул дверь, едва не задев ею благостно настроенного Видгара, направившего утомленные стопы в уютные покои. Широкая улыбка застыла на высокомерном лице, в глазах метнулось раздражение пополам с брезгливостью, словно надоедливая мошкара, которую чем только не травишь и не бьешь, вновь лезет кусаться.
– Освободился? – издевательски усмехнулся маг. – Что ж, так мне будет даже легче. Надоел ты мне, княже. Никак не отвяжешься.
Видгар застыл изваянием, окаменевшее лицо отражало полнейшее безразличие.
– Давай, убивай, – предложил он и хищно зацепил взглядом лезвие летящего меча, отметая его в сторону.
От ладони по посоху, мигом преобразившемуся в голубоватый жезл, зазмеились прожилки. Жидким водяным пламенем перекинувшись на князя, прокусили узорчатую ткань тонкими сине-оранжевыми клыками. Князь пошатнулся под напором магии, жадно впивающейся в тело. Как-то отчаянно замедленно крикнула княгиня, а горящий водяной ковер уже полз по полу, жадно лизал край ее одежды, заполняя собой все пространство.
Святобор чувствовал, как его ноги плавятся в голубом океане. В глазах стремительно мутнело, неистовая боль поднималась от колен все выше. Он бросил в колдуна меч – последнее, что еще мог сделать преданный воин для князя, но тот легко отскочил в сторону. Позади что-то глухо упало, оборвался крик княгини, и жар схватил Святобора за сердце, зажимая его в своем кулаке. В сгустившемся мраке, окончательно ослабев, он опрокинулся на спину.