– Ничего, – Тиэл ободряюще улыбнулся, – я подожду. И раз уж ты решил поселиться не бог весть где, то уж сделай милость, береги себя и хорошенько просчитывай все ходы, как можно меньше полагаясь на других. Хорошо?
– Хорошо, – согласно кивнул тот.
– Ну и чудно, – подытожил Тиэл. – Теперь я за тебя спокоен… Хотя бы на время. Но если что-то пойдет не так и тебе вдруг понадобится помощь, позови. Своему сыну я помогу всегда. И всеми возможными способами.
– Вплоть до вытягивания в свой мир, – криво усмехнувшись, добавил Шериан. – Приму к сведению.
Тиэл кивнул и стал медленно расплываться в воздухе, неохотно покидая Роун. Его синие глаза смотрели строго и чуть тревожно, пока не померкли совсем. Резко повернувшись, Шериан пошагал назад, отмечая про себя упорное наступление чужой природы на границе мира. Ответ был уже ясен, просто говорить о нем вслух пока не стоило, слишком сильно все походило на древний ужас, сохранившийся разве что в памяти дряхлых стариков. Роун воссоединялся, сдвигая воедино не только бескрайние просторы, но и судьбы людей, а это таило в себе много опасностей. Два разных устоя, несколько князей, равных по силе и власти, совершенно различные уклады жизни – разве такое возможно представить себе наяву? Нет, даже в мыслях никак не выходит. Там Свет и Тьма – здесь колдуны, там множество защитников – здесь таковых нет и люди верят только в живую сущность Роуна. Страшный сон, не иначе.
Пройдя кованые ворота Шериан окинул удивленным взглядом толпу людей. Княжеский двор, в утренние часы тихий и пустынный, был забит до отказа. Горстка мрачных дружинников окружила чье-то тело, остальные, коротко переглянувшись, отодвинулись. Шериан протолкался сквозь толпу и застыл. На земле лежал Титамир с закрытыми глазами и глубокими ранами на теле. Рядом на коленях стоял Владий, низко опустив голову, оглушенный еще одной внезапной смертью. Хват крепко сжимал поникшие плечи воина и просто молчал. Увидев Шериана, едва заметно кивнул, подзывая ближе. Склоненная голова Владия дрогнула и поднялась, с посеревшего лица на Шериана смотрели глубоко запавшие, неестественно блестящие глаза. В их глубине плескался океан безмерной тоски и смертельной усталости.
Шериан положил руку на плечо дружиннику, жестом выказывая сожаление. Владий, поддерживаемый с двух сторон, поднялся, последний раз заглянув в лицо Титамиру. Шериан нахмурился – застывшие черты воина сохранили отголосок тревоги и горечи, словно он хотел и не успел сделать что-то очень важное, а что, оставалось теперь только догадываться.
– Ты не один, Владий, – вполголоса произнес Шериан. – Помни об этом.
– Да, не один, – эхом повторили Хват, Регвой и Витко, с жалостью глядя на понурого дружинника. – И не волнуйся, мы найдем убийцу и отомстим так страшно, что ночной Власк содрогнется.
Владий печально качнул головой.
– Я видел его вчера. – И поднял руку, упреждая вопросы. – Сидел в корчме, напился до потери сознания, но перед тем, как совсем свалиться, увидел кого-то с мечом Титамира. И голос слышал, а больше ничего. Память как отрубило. Помню только, что высок вроде был, волосы светлые, кудрявые, а от лица ничего не осталось, ничего…
– По мечу и найдем, – спокойно ответил Шериан. – Если наш грабитель решил, что его трудно заметить, то он сильно ошибается. Такие мечи, я слышал, иногда даже сами мстят за убийство хозяина, так что кто знает, что произойдет. Одно ясно – счастья ему от этого не видать.
Природа на границе стремительно сливалась и несмотря на громадное расстояние, открывалась всем. Люди с ужасом понимали, что теперь не только видят, но и разбирают слова за прозрачной стеной. Расширенные взгляды находили друг друга и тонули в одинаковой растерянности и уже начавшей подниматься из глубины души тихой неясной враждебности к тем, кто ломает привычное, такое устоявшееся, родное…
В этот тревожный день ворота Власка пропустили в город троих богато одетых людей с застывшими лицами и усталыми глазами. Они ехали вроде рядом, но в тоже время врозь, окруженные несколькими десятками лучших воинов. Это были хозяева земель, прилегающих к владениям князя Родомира. Народ молча расступался перед ними. Головы поворачивались вслед всадникам и в глазах проступала странная мольба, смешанная с тусклой надеждой…
Пиршественный зал был наполнен чуждой тишиной, здесь давно уже не звучало веселых песен и этот день не стал исключением. Сосредоточенные лица, обращенные к четырем князям, хранили суровое выражение, а общее молчание сделало и без того невыносимую тишину зловещей.
– Отаринор, Вирном, Славень, – громко произнес Родомир. – Мы никогда не были друзьями, как не были и врагами. Я хотел бы, чтобы сейчас наши прошлые разногласия забылись. Не мне напоминать вам, что с общей бедой лучше справляться сообща. Недаром говорят, что один в поле не воин, как бы силен и отважен он ни был. Ни для кого не секрет, что скоро мы перестанем видеть Роун таким, каким привыкли. Нам предстоит встретиться с новым, доселе незнакомым миром, другими людьми и их князем. Неизвестно, как поведут себя они, но как держаться нам нужно решать сейчас. И времени на это осталось очень мало. Думаю, вы согласитесь, что если один из нас проявит враждебность, то это неминуемо отразится на остальных. Поэтому, если объявлять им войну, то вместе, нет – тоже вместе. – Родомир замолчал, ожидая ответа.
Заговорил Вирном, дерзкий молодой князь сильного Круглоозерского княжества, и в его голосе впервые слышалась несвойственная ему сдержанность.
– Хотя мы и не особо ладим, Родомир, но на этот раз ты прав. Я за мир, по крайней мере в начале, а там посмотрим. Незачем настраивать против себя князя, чьи силы мы не можем оценить в полной мере.
– Э как заговорил, – искоса глянул на него Отаринор, державший в стальной узде Темгород. – Не у тебя ли в почете смелые набеги, а тут нате вам, поджал хвост. С чего бы это?! Есть особый план?
– Твоя подозрительность кого угодно сведет с ума, – досадливо произнес Славень. – Сейчас не время для новых ссор. Я словам Вирнома верю. За мир.
– Да ты, Славень, вечно за мир, – неприязненно проворчал Отаринор. – Лишь бы носа за ограду не казать. А что до Вирнома, так вы с ним завзятые дружки, коли один что задумает, другой поддержит. Обоим вам у меня веры нет.
– Сам-то ты за что? – спокойно осведомился Родомир. – Глаза другим колоть каждый умеет, а вот свое мнение высказать…
– За войну, – буркнул тот. – Не по годам мне перед чужим князем заискивать, мир предлагать. Такому руку протяни, голову откусит.
В предчувствии назревающего раскола дружинники князя стиснули оружие и напряглись, изготовившись к обороне. В долгу не остался никто и по всему залу разнесся ответный звон железа.
– Значит, ты в меньшинстве! – повысив голос, подытожил Вирном. – Подсчитаем: я за мир – раз, Славень – два, Родомир – три, а против – ты один. Так что сила на нашей стороне.
– Я, может, и один, да… – запальчиво начал Отаринор, но Родомир вскинул ладонь, призывая к тишине.
– Так не пойдет, – тихо произнес он и холодным взглядом окинул собравшихся. – Мы здесь не резню устраивать собрались, так что прикажите своим людям убрать оружие, – жестко предложил Родомир. Его взгляд встретился с глазами Регвоя и князь едва заметно кивнул, довольный тем, что ни один из его воинов не поддался вспыхнувшей ярости.
Охрана с заметным усилием разжала побелевшие от напряжения пальцы, но на жестких лицах ясно читалась непокорность. Они сделали это лишь для вида, отлично понимая, что дотянуться до оружия всегда успеют, пусть даже вопреки воле Родомира.
Бледный от еле сдерживаемого гнева Отаринор упрямо смотрел в глаза Вирному.
– Я за войну, – прозвучали твердые слова, – и менять свое мнение не собираюсь. – Он повернулся, чтобы покинуть зал.
– Отаринор, – окликнул его Славень. – Ты думаешь сейчас только о себе. Это ли к лицу истинному князю? – Тот вздрогнул и замер на полпути. – Ты должен думать в первую очередь не о себе, а о людях, что провожали тебя с надеждой в глазах, – Славень запнулся, поняв, что слегка перегнул палку. Свой резкий нрав Отаринор никогда особо не скрывал, так что провожали его скорей всего не с надеждой, а с опаской. – Ну хотя бы верили, что на этот раз ты примешь разумное решение. Подумай об этом, Отаринор.