Я проснулся затемно.
Зелье помогло. Ничего не болело, не ныло, не просило «некромант, давай ещё поваляемся…». Спать дольше не хотелось.
Надо взять рецепт. Два-три иероглифа на крови я создам.
До рассвета я успел рассмотреть деревню, увериться, что следов крупной нечисти внутри нет, поиграть с котом, поиграть с крылатым котёнком, забраться в крапиву, набрести на синевичное поле (ого, кто-то богато живёт, даже с учётом перепродаж выйдет немалая выручка), притвориться, будто в упор не вижу ивенника и разыскать местное кладбище. Кладбище мне не понравилось — слишком новое, на порядок моложе деревни. Значит…
Ладно, это дело Леки. Не стоит вмешиваться без спросу.
— Доброе утро, учитель! — крикнул Шелис.
Он стоял у кромки луга, на котором я собирал различные образчики местной флоры, как-то: водосбор дорийский, живокость высокая, лилия белолистная, трипутник многолетний, льнянка обыкновенная, колокольчик лунный, колокольчик полосатый и травка зелёная неопознанная. Странно, деревня далеко, а часть пути я пролетел. Некоторым дома и нечисть помогает.
— Как ты меня нашёл? — спросил я, когда мальчишка приблизился.
— Магией.
— Почему я не почувствовал… — сам себе сказал я.
— А вы и не должны были. Это классическая эМэЛька с малым номиналом, учитель. Вам такое не положено замечать даже сквозь «хрусталик», — где я слышал похожую фразу? — Вы придумываете новое заклинание?
Так… с этим вездесущим типом надо быть начеку.
— Ты завтракал? — уточнил я, — Не бутербродом, надеюсь?
— Зря надеетесь, мама не любит готовить. Только шерские супы, потому что они похожи на зелья, и полсупа можно заколдовать.
— В «Рябине» готовят прилично?
— Да. Кроме рыбы.
— А что не так с рыбой?
— Не люблю, — кратко пояснил Шелис.
— Здесь можно задержаться, — я встал с корточек, и мы направились к краю луга, — Заодно построишь схему синего поля местности. В методичке ещё есть исследование аномалий…
— Ух ты! И я смогу изучить Ямный дол? А вы скажете маме, что мне можно?
— Что за дол?
— Это место километрах в двадцати. Там нетипичное строение поля.
— Предлагаешь съездить?
— Дорог нет. Предлагаю сходить.
Эфин, я почти ощущал, как заболели все мышцы разом.
— Посмотрим.
Вопреки утверждению практиканта насчёт готовки, Лека пекла булочки, параллельно листая свежий номер «Дорог Трилистника» и смешивая травы в горшке.
Я молча протянул букет.
— Глазам не верю… — Лека вытянула из букета несколько малоприметных колосков, — Кострец-неуловимка?! Некромант, это мне?!!!
— Да… Хочешь, насобираю ещё? Здесь есть один луг…
— Его зовут неуловимкой из-за того, что он не растёт на одном месте, — спокойно пояснила Лека, — Чтобы определить, где он в следующий раз появится, надо полгода исследовать эфин на десяти оглядах[21]. Если повезёт, опоздаешь всего-то на месяц.
Лека говорила серьёзно. Если повезёт. На месяц. Наверняка в «Полной иллюстрированной энциклопедии трав Надморья» найдётся несколько соответствующих примеров, или даже статистика опозданий.
Между тем, магичка сноровисто рассортировала травы (трипутник отправился в горшок) и выжидающе посмотрела на меня.
— Ма, где моя зелёная куртка?
— В жёлтом сундуке. Рукава наверняка коротки.
— Спасибо, — Шелис убрал голову из дверного проёма, но через мгновение вернулся, — А книжка про страшное?
— У Фины Синевец. Думаю, можно забрать. Она уже поняла, что бояться нечисти проще.
Вот неугомонный вездесущий тип! Я мысленно пообещал себе приложить все усилия, чтобы Шелиса отпустили в Ямный дол. Причём, одного.
Неугомонный вездесущий тип в третий раз сунул голову в проём:
— Ма, а с чем булочки?
— Синевика, шиповник, подсолнечные семечки, анис, «шерский корень», лепестки чжеодзин, шалфей, ясник, грибная мука, вода, зелёная «снежинка», жёлтая «ракушка».
— Э… у тебя есть чжеодзин? — спросил я, когда Шелис всё-таки сгинул.
— В оранжерее…
Подумав, Лека добавила:
— В холодильном шкафчике вяленое мясо. Спуск в погреб в кладовой, — магичка ткнула пальцем в сторону узенькой дверки, — Хлеб на полке…
Голос Леки звучал не вполне уверенно. Словно хлеб мог куда-нибудь убежать, или бутерброд ей самой не казался достойным завтраком.
Девочка-подросток ходила туда-сюда между крыльцом и калиткой, укачивая младенца весьма занимательной колыбельной. В переводе на надморский выходило что-то типа «Тучка-тучка, а почему твой дождь красный, и горячий, и солёный? — А потому что девушку отвели в небольшую каменную пристройку для жертвоприношений (древнечерецкая архитектура). Баю-бай». Эту лиутскую песню (за вычетом «баю-бай») Шелис использовал для навева псевдопроклятия.