Чужие миры

…И промолвил в ответ княжич Тайрихан:
«Не бывать чужаку прежде здешнего,
Не видать ему славы да почестей,
Не менять ему наших обычаев!»
Взял он голову гнусного оборотня,
Насадил на копьё на ясеневое,
Прилетели два чёрных ворона,
Да глаза из глазниц повыклёвывали.
Так восславим же мы князя гордого,
Князя мудрого, победителя,
Кто смелее всех, да сильнее всех,
Кто один достоин ста витязей.

Если верить учебнику истории, формулировка была… другой. Что-то насчёт «рождённого в навозе сына червя и мокрицы».

Я пошёл в дом.

Предстояло разбираться с парной нежитью.

Эпилог

В Канари зажглись первые звёзды. Его Смелость лорд Анхис шёл в любимую витху «Кусачая Ласточка». Город давно привык к праздношатающимся близнецам — здоровались только знакомые из стражи.

Лорд Анхис был расстроен.

Час назад Элл зачитал фрагмент Ниллиного письма, где говорилось, что Даэль — некромант. Ну вот что ему стоило оказаться теоретиком-универсалом? Столько всего умеет, поступил бы на ФСМ, и Анхис бы не проспорил. Ставка была символической, две навальницы, но ведь обидно! Хотя, Айне было ещё обиднее: она долго колебалась между некромантом и боевым магом, в последний момент поставила на боевого мага — и нате вам! Зато, Элл радовался по-детски. Чего в детстве ему не дозволялось.

Похоже, не зачитанная часть письма содержала что-то гадкое, и брату захотелось отвлечься.

Чужие маги уехали, и, затаившиеся было, окрестности столицы вернулись в город, а город оттаял, став самим собой…

По мостовой увлечённо гоняла каштан ярко-рыжая лиса, зарка (законная рабыня) травника Диаса. Сам травник болтался на другом конце поводка, с трудом удерживаясь на ногах. Лисичка была молоденькая, лет на пять младше Анхиса — а потому, пугливая, бестолковая и любящая звериный облик.

Повариха из «Небесного Манула» болтала с innec dosta, лесным оборотнем-ёлкой, зеленоватым даже в человеческом облике. Такие оборотни иногда приносили в город редкие специи на продажу. Что они покупали на вырученные деньги, Анхис пока не выяснил.

Две авареде вышли из музыкальной лавки. Одна держала шерскую флейту, вторая — кларнет. Нечисть готовилась к ночи Аоте Келл. Сходить, что ли, в лес на двадцать третье?

Шестники из дневной смены стражи — два человека и Кир Лаате — слушали уличного певца:

…Сказал князь Тай: «Ты, сын червя,
Заткнись, ползи в родную гниль!» —
И череп скалится с копья,
А все соседи нам враги.
Молва поёт три сотни лет
О том, кто вёл с собой рассвет,
Кто бился с тысячей один,
Кто даже в смерти победил!

«Наглая пропаганда и лесть правящему семейству. Если подумать, Рэн был редкостным подлецом и жестоким самодуром. И бился не с тысячей. И не один…»

Анхис Соото бросил певцу монетку в три ресинки и продолжил путь.