Зато для нас это здание, в котором имелось три десятка комнат и четыре огромных залы, не считая подсобных помещений, оказалось именно тем, чем нужно.
У нас снова появился свой кров, и никто не хотел из него уезжать. Тем более, что все равно в городе мы проводили не так много времени. Всегда находился «хороший человек», которому была нужна наша помощь, потому то и дело мы снова покидали родные стены, отправляясь в путь.
Увы, не обошлось и без потерь. В одной из таких поездок погиб молчаливый и надежный Шарль Лирье. Нелепо погиб, если честно. Его растоптали слоны. Мы усмиряли слишком много о себе возомнившего наместника какой-то провинции с непроизносимым названием, обычное, в принципе, дело. Все шло как всегда — разогнали войско, что не составило большого труда, схомутали наместника и уже было хотели объяснить ему, где, как и в чем он был неправ, как откуда-то вылетели эти четыре серых гиганта с огромными бивнями и забавными палатками на спинах. Может, их огненные шары напугали, может — еще чего, но своих погонщиков они больше не слушались.
Вот один из этих слонов и раздавил своей круглой ножищей бедолагу Шарля. То, что мы хоронили, телом назвать было сложно.
Ворон был ужасно зол, после чего велел умертвить подаренного ему слона, вырезать у него сердце, зажарить и подать нам на ужин.
Знаете, а сердце слона — это вкусно. Никогда бы не подумал. Хотя с хоботом, конечно, не сравнить. Он в тушеном виде и вовсе объедение!
А еще через пару месяцев мы лишились Греты. Не скажу, что нелепо, но…
Ее похитили. Да-да, тут это в порядке вещей. Вождь одного из кочевых племен заприметил ее на базаре, куда наша соученица отправилась в компании подруг. Смуглого кочевника пленили светлые волосы и впечатляющие формы нашей Греты настолько, что он заплатил огромные деньги за ее похищение. Есть тут такие умельцы, могут умыкнуть кого угодно откуда угодно.
Они, собственно, нам и поведали, кто был их заказчиком, когда мы, поняв, что случилось, начали поиски соученицы, и довольно быстро добрались до этих негодяев.
Одно плохо — опоздали мы. Грета по вредности характера недалеко ушла от Аманды, потому сразу же после того, как ее развязали, не стала слушать комплименты вождя, уверенного в том, что теперь эта красивая белая женщина никуда от него не денется, и выжгла ему глаза, попутно запалив все вокруг.
Это Грету и погубило. На выходе из пылающего шатра ее встретили стрелы. Будь ты хоть трижды маг, но, если тебя ими утыкали с головы до пят, жизнь закончена.
Мы перебили всех мужчин и часть женщин того племени, резня была страшная. Я такой «откат» словил, что потом еще дня два в себя приходил. Но месть — это святое. Там, дома, мы не смогли отомстить. Но тут у нас такая возможность есть.
Вот так нас и осталось всего девятнадцать. Точнее — двадцать, если с наставником считать. Фила я в расчет не беру, разумеется. Тем более кому-кому, а ему-то живется замечательно. Он теперь никаких забот не знает, только в придомовом маленьком фонтанчике плещется да служанок пугает.
— А дома сейчас весна — сообщила Эбердин, выходя из шатра, присаживаясь рядом со мной и доставая из ножен меч, с которым она по-прежнему не расставалась — Холмы зеленеют, и трава пахнет как молодое вино. Пастухи погнали овец на горные пастбища, а моя младшая сестра, должно быть, готовится к танцам вокруг дерева с лентами. В этом году она как раз в возраст невесты вошла.
Точильный камень заширкал по и без того безупречно заточенному лезвию. Год прошел, а она все на клинок не налюбуется, тот, что ей старик из оружейной лавки подарил.
Нет, она нам объяснила, что это не просто меч, а работа горского оружейника, который жил чуть ли не до Века Смуты и творил клинки только для великих правителей и великих воинов. Не ковал, а именно «творил». И каждый такой меч бесценен, не в смысле денег, а по сути своей. Для жителя Пограничья — это святыня, обладать которой немыслимая честь. Да и осталось таких мечей не больше десятка, причем все они находятся в руках вождей самых сильных кланов.
Вот Эбердин и обхаживает его каждый день, затачивая безукоризненно острое лезвие, доводя его до… Даже не знаю, чего именно. То ли идеала, то ли совершенства.
И пусть ее. Каждый с ума сходит по-своему.
— Да чего вспоминать? — лениво ответил ей я — Весна везде весна. И здесь тоже.
— В этих песках не поймешь, какое время года на дворе — проворчала горянка — Днем всегда жарища, ночью холодища.