Я подошел поближе, и между нами состоялся разговор; нимзиянскую сторону представлял мой кибертолмач, и если что не так, то это на его совести.
- Мне сказали, ты отказываешься работать? - Зубы у него были желтые, широкие и росли наружу. Кусал он, не сняв куска с прута.
- Я отказываюсь яйца носить. И вообще, мне здесь не нравится.
- Не будешь носить, не дадим ням-ням. И вообще, обнажи голову, сними с себя шкуру и отдай ее мне. Видимо, ты не здешний, да?
Он страшно удивился, что я не снял шлема и скафандра, с виду напоминающего куртку и штаны. Но мне без них нельзя. Повторять начальник не стал. Он просто велел меня раздеть. Позже я узнал, что и Васю тоже пытались оголить.
Мне стало смешно, когда на мне повисли четыре нимзиянина. Они безуспешно тормошили меня и кряхтели. Ну, не заниматься же мне перевоспитанием взрослых мужиков. Я стряхнул их.
- Где здесь выход, я спрашиваю?
Сзади меня стукнули палкой по шлему, но после удара яйцом я уже больше ничего не боялся. Я вроде не спешил, но успел перехватить руку с занесенной вторично палкой, поднял нимзиянина и положил рядом с начальником. Оба со страхом смотрели на меня, неуязвимого.
- Отсюда нет выхода.
- Как это? Яйца все прибывают, а количество детенышей не возрастает. Ты же видишь, со мной вам не справиться. Говори правду.
- Выхода нет. А детеныши выкарабкиваются... - Так перевел толмач. Выкарабкиваются, значит. Ладно, это увижу - как и куда они выкарабкиваются. Я отошел в сторонку, нашел местечко почище и лег, включив малую защиту. Начальник меня больше не интересовал, тоже мне, философ пещерный: не дам ням-ням!
Когда проснулся, в пещеру сверху уже проникал утренний свет. Не мешкая, я прошел в детскую, туда, где скапливались старшие. Я присел между ними, и они вскоре перестали обращать на меня внимание. И я увидел, как потемнела дыра в своде пещеры и оттуда спустился к нам... хвост динозавра. Не знаю, что за порода, но хвост был удобен для выкарабкивания: по нему поднимались наверх и исчезали в свете дыры детеныши, что постарше. Некоторые падали вниз, значит, еще не дозрели для выхода во взрослый мир.
Цепляясь за роговые выступы, я вылез на поверхность. И стало мне светло и просторно, и хватило ума немедленно смотаться в сторону, чтобы не увидел меня чадолюбивый зверь, что сидел на холме, опустив хвост в дыру. Детеныши тоже не задерживались рядом с ним, уж больно страшен был, а детская психика уязвима.
Я оказался в совершенно незнакомой местности.
Плато, усеянное скалами, обломками скал и утыканное невысокими холмами, какие-то похожие на воронки провалы, наверняка те самые дыры в сводах пещеры, в которые проникает свет и куда сбрасывают еду. А в пределах видимости болото необозримое, заросшее древовидными хвощами, гнездилище ихтиозавров и земноводных ящеров. Интересно, есть ли в пещере их детеныши, или ее монополизировали тиранозавры? Далеко меня утащили, снулого после удара черепом о камень. Совсем рядом кошмарные гиганты скандалили за право присесть возле дыры и снести в нее яйцо. Стоял громоподобный с раскатами рык, от топота дрожали скалы, десятки динозавров толпились на сравнительно небольшой площадке между холмов. Они не имели понятия об очереди, царило право сильного. Но, как я заметил, того, кто уже угнездился над дырой, не трогали, ждали, пока сам или сама, слезет.
Я ухватился за этот факт как за главное звено, потянул всю цепь на себя и ужаснулся результату. Не пройдет и десятка миллионов лет, и они научатся соблюдать очередь - и это явится началом цивилизации. В очереди возникнет счет, ибо каждому интересно знать, сколько ему еще осталось ждать. А там, в силу необходимости вести запись очередников, изобретут письменность. После и десятка тысяч лет не пройдет, появятся города, промышленность, энергетика, электронная вычислительная техника - сначала для учета очередников, а потом и для расчета орбит спутников. А там и неизбежный выход в космос. Трудно представить автобус, заполненный игуанодонами, а уж космический корабль длиной в сотню километров... А людям на Нимзе делать будет нечего, только в инкубаторах вкалывать.
Я восхитился мощью своего анализа. Из пустякового наблюдения - сидит динозавриха, тужится, и в спину ее не толкают - я сделал вселенского масштаба вывод о грядущем выходе динозавров в космос и рабском будущем человечества Нимзы.
А все почему? Я за главное звено ухватился. Правда, каждое звено в любой цепи - главное, иначе цепь распадется. Так что в принципе при диалектическом подходе не имеет значения, за что хвататься.
И тут мне стало стыдно. Я, значит, на воле свободный, а они в подземелье, я смотрю на солнце, а они в смраде и гнуси динозавровы яйца таскают и будут таскать до конца дней своих. А выхода из пещеры нет, а чтоб выкарабкаться - до этого они не додумаются... Надо спасать мужиков.
Залез я в расщелину, стал ждать. Действительно, к ночи динозавры разошлись, я подобрался к дыре, нырнул в нее ногами вперед и вывалился в пещере на знакомую кучу. Было темно, я отполз в сторонку и прилег, дожидаясь утра. А то вздумается кому-нибудь снести яйцо среди ночи, пришибет ненароком.
Едва по моим часам начался восход солнца, я встал и возопил:
Выйду д я на улицу, пойду д на село
Девки гуляют, и мне весело!
С этой песней, а она, вы сами знаете, мне всегда удавалась, я пошел по переходам и поклялся, если не соберу их, брошу петь. Разбуженные нимзияне, недоуменно зевая, присоединялись ко мне, и к тому времени, как я добрался до логова начальника и успел закончить три первых куплета, за мной шли не менее тридцати мужиков. Да в логове еще с десяток набралось. Это, наверное, был весь штат инкубатора. Они молча таращились на меня, ошеломленные мощью и мелодичностью моего голоса. Они столпились вокруг меня, я закончил куплет и сказал:
- Благородные нимзияне! - Тут я вспомнил, что они еще не знают названия своей планеты. Пришлось перестраиваться: - Мужики! Э-э, благородные мужики! Мир ваш уныл и страшен. Мгла в вашей норе, и вы здесь сталкиваетесь лбами. Ваши голоса как вопли похоронные среди косных стен проклятой пещеры, где и дня не видно. Когда вы смотрели на небо, когда последний раз видели звезды, слышали голос птицы, жужжание пчелы над цветком, дышали запахом ягод? Отравная тоска - вот ваш удел здесь. Доколе вам служить врагам вашим, гнусным ящерам, покрытым броней, колючками и слизью? Вас губит зловоние, исходящее от их детенышей, которых вы кормите несвежим мясом, отрывая куски своими могучими руками, руками мужей и отцов. По вас плачут дети, а вы здесь, содрогаясь от унижения, таскаете чужие яйца. Доколе, я спрашиваю!