За едой постепенно разговорились. Михаил Афанасьевич был в общем-то знаком с биографией своего начштаба, но не очень подробно. А тут вдруг узнал о нем интересные детали. Оказывается, тот, будучи еще совсем молодым красноармейцем, в двадцать первом году участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, а чуть позже, уже отделенным командиром, – в разгроме Тамбовского восстания. Оба этих эпизода, связанные с Тухачевским, Романова интересовали давно. Он пытался даже кое-что почитать о них подробнее, но все документы были строго засекречены. Все, что касалось расстрелянного маршала и военного заговора против Сталина в тридцатых годах, являлось страшной тайной. Кое-кто даже утверждал, что никакого заговора вовсе не существовало, но Михаил Афанасьевич был уверен, что государственный переворот готовился, и лишь своевременное его раскрытие Сталиным спасло страну от кровавого конфликта, неизвестно чем бы кончившегося. Ведь заговорщики были связаны с гитлеровской разведкой, они хотели задушить те свободы, которые были прописаны в сталинской Конституции тридцать шестого года, объявляющей верховной властью в стране Советы рабочих и крестьянских депутатов, а не партию. Многие могли лишиться своих уютных кресел…
Тем не менее в этой зловещей истории было много «темных пятен», весьма интересовавших Романова. И личность руководителя заговора была среди них далеко не последней. Вот почему воспоминания начальника штаба о его участии в подавлении двух контрреволюционных мятежей особенно заинтересовали Михаила Афанасьевича. Он попросил Сергеева рассказать ему об этом подробнее.
– А что об этом толковать? – хмуро отмахнулся полковник. – Кровавые были побоища… Вспоминать тошно. И забыть не могу такое. Так и встает перед глазами, аж дрожь берет.
– Неужто так страшно было?
– Хуже некуда! Мало того, что там в балтийских моряков нещадно палили изо всех орудий и пулеметов, уничтожая сотнями, так после взятия крепости Тухачевский приказал расстрелять две с лишним тысячи человек. А еще по его прикажу поставили к стенке каждого пятого солдата одного из Ораниенбаумских полков, отказавшегося выступать против мятежников…
Сергеев замолчал и некоторое время сидел молча, твердо сжав губы. Серые глаза его возбужденно поблескивали, а кулаки были крепко сжаты. Видно, полковник и в самом деле не мог избавиться о кровавых видений прошлого.
– На Тамбовщине было еще хуже, – поморщившись, сказал он тихо.
– Это почему же? – не выдержав, спросил Романов.
– Так там же простые крестьяне были. А Тухаческий распорядился применить против них на только простое оружие, а и химическое. Представляешь?.. Более двухсот тысяч народу погибло…
Их разговор был прерван сильным артиллерийским залпом. Немцы начали обстрел позиций дивизии.
Глава 8
В эту ночь спать им практически не пришлось. Фашисты чуть ли не до рассвета вели методический огонь, практически не прекращая его. Обычно в темное время они этого не делали…
Романов спрашивал себя: почему? Ответить не мог. Лишь позже он понял, что противник изматывал их, готовясь к масштабному наступлению. А вот с определением времени и места его начала, Михаил Афанасьевич тоже ошибся, за что им и пришлось жестоко расплачиваться…
Ночь еще практически не кончилась. Восток только начал алеть, как наступила вдруг необычная тишина. Мир неожиданно заглох, словно погрузившись в воду, где звуки моментально глохнут. В ушах только звон остается. После длительного несмолкаемой канонады это было настолько неестественно, что Романов растерялся. Что же дальше-то будет?.. Но молчание продолжалось недолго. Взревели танковые моторы, и сразу же снова ударила фашистская артиллерия. Да не в центре обороны дивизии, как Романов рассчитывал, а на ее левом фланге. Именно там немцы на сей раз наносили главный удар.
– Видишь, командир, что они вытворили?! – воскликнул Сергеев, вскакивая. – А я тебе говорил! Они же не дураки. Дважды соваться в одно и то же место не станут. Что будем делать?
Романов и сам прекрасно понимал, что проткнуть линейную оборону танковым клином ничего не стоит. Место очень уязвимое.
– Вот что, Иван Иванович, бери-ка ты противотанковый резерв и быстренько дуй с ним налево. Хоть какая-то там будет поддержка! – распорядился Михаил Афанасьевич, прекрасно понимая, что подмога тамошнему полку будет мизерной. Немцы наверняка бросили в прорыв большие силы.
Бой на левом фланге нарастал медленно, но верно, постепенно приближаясь к КП. Романов прекрасно понимал, что происходит. Фашисты явно прорвали их оборону. Случилось то, что он и предполагал, споря с Жуковым по поводу построения позиций дивизии. Как же все-таки неправ был генерал армии! Но разве его переубедишь?