— Потому что я уже включил тебя в состав нашей экспедиции. Разумеется, еще не поздно отказаться.
— Но, я не понимаю…. Вы, кажется, сказали… Клестов.
— Да. Клестов. С Клестовым мы что-нибудь придумаем. Дело в том, что никто пока не должен знать о твоем назначении. До прибытия «Руслана» на Гридос ты будешь выполнять там мое личное задание. И присоединишься к нам только перед самым отлетом на Ангру. С подробностями тебя ознакомит мой заместитель Кленов. Вот номер, по которому ты с ним свяжешься. Задание достаточно сложное и опасное.
Райков встал и подошел к настенному панно. На нем в глубине, в полумраке высвечивался неземной пейзаж. Над бескрайней степью, поддерживаемой то ли столбом, то ли смерчем из радужных пузырей, плыл огромный золотой шар. Картина производила странное, почти болезненное впечатление. Чувствовалось, что компьютерным голографом, создавшим это фантастическое изображение, управляла не очень опытная рука.
— Твоя работа?
— Да. Что-то это мне напоминает, мучительно сидит где-то на задворках памяти. С того дня, как попал в катастрофу, какой-то голос время от времени говорит мне, что за все полученное в жизни приходится платить. Он резко обернулся. — Вы знали о моей болезни?
— Конечно. Если я приглашаю человека с собой в экспедицию, я знаю о нем все. Тебя что-то смущает?
— Врачебная комиссия…
— Это мы уладим. Конкурсные психотесты говорят о том, что сейчас ты совершенно здоров, а формальности меня не интересуют.
— Так в чем же будет состоять мое задание?
— Ты полетишь на Гридос. Завербуешься там в качестве обычного колониста, станешь жить, работать, ждать нас. Это, собственно, все…
— Но зачем это нужно? Почему я не могу лететь вместе с вами?
— Потому что на Гридосе происходят странные вещи, и никто толком не знает, в чем их причина. Потому что Гридос нам очень нужен для успешного завершения всей экспедиции. Свежие впечатления…
Остановившись, Райков подумал секунду, мрачно усмехнулся и неожиданно закончил:
— Впрочем, раз уж я посылаю тебя туда, ты должен знать все… У нас создалось впечатление, что в дела Федерации вмешались какие-то внешние, не известные нам силы. Пока у них нет даже названия. Достоверно известно лишь одно: время от времени на Гридосе бесследно исчезают люди. Чаще всего это новые, приехавшие по вербовке колонисты… Так что тебе придется выступить в довольно опасной роли. Держи глаза и уши открытыми, будь внимателен к мелочам и обязательно дождись нас. Главное — уцелеть, накопить и передать информацию.
Каюты третьего класса на рейсовых кораблях не отличаются особым комфортом.
Роману к тому же еще и не повезло. Ему досталась кормовая каюта шестого яруса.
Стиснутый силовыми накопителями ярус напоминал пчелиные соты. В длинной шестигранной коробке каюты едва размещались койка, крохотный столик и умывальник. Ко всем прелестям добавлялся еще и постоянный шум силовых установок.
Почти неслышимый, он, однако, переходил порой в инфрадиапазон, и тогда едва ощутимая вибрация стен становилась для людей с чувствительной нервной системой настоящей пыткой.
Оставался единственный выход: как можно больше времени проводить в общих салонах и кают-компаниях звездного лайнера. Но нужно было спать, и с шестью часами пребывания в своей каюте Роману пришлось смириться.
В первую ночь ему снилась беспредельная степь. Он брел по ней, обливаясь потом.
Путь, казалось, не имел конца. К счастью, корабельные циклы времени не отличались от земных, и под утро, когда он начал проваливаться в гигантскую крысиную нору, его спас сигнал инфора, возвестивший о том, что в кают-компании начинается завтрак.
В последующие ночи кошмары не прекратились. Постепенно они обрастали подробностями, обретали структуру и плотность, свойственную реальности. Не помогал даже электростимулятор сна, он лишь чуть-чуть смягчал резкость ночных видений.
Во втором сне ему под расписку выдали крылья. Это были чугунные крылья с инвентарным номером шестьдесят четыре. Подняться на них в воздух было невозможно. Но Роман знал, чего от него ждут, и не прекращал попыток. В Управлении полетом ему сказали, что с завтрашнего дня все будут летать на сто метров выше и на четыре километра дальше. Возможно, так оно и будет.
Возможно, всем остальным выдали настоящие крылья и не повезло лишь ему одному. Чаще всего не везет тем, кто особенно сильно нуждается в удаче.
Он вынул крылья из шкафа, смазал их машинным маслом и надел на плечи.
Потом сделал множество ненужных мелких приготовлений: подтянул ремни, начистил до блеска концы маховых перьев, попробовал бегать по комнате с крыльями за плечами.
Бега не получилось, переставлять ноги удавалось с огромным трудом.
В Управлении ему сообщили, что штат инструкторов увеличен до шестидесяти человек и создано несколько новых управляющих полетами отделов. Теперь он обязательно полетит, уже совсем скоро и гораздо дальше, чем в прошлый раз. Будет подготовлена новая совершенная конструкция, основывающаяся на современном дизайне и конъюнктуре мирового рынка. В предыдущей модели не были учтены некоторые экономические факторы, что, конечно, делало ее не совсем совершенной.
Поэтому Роману выдали новую модель, которая была вдвое дешевле и лишь слегка тяжелее. В отделах праздновали получение премии за ее разработку. В эту ночь взлететь Роману так и не удалось.
Но на следующую ночь он все-таки полетел. Он летел под самыми облаками своей родной планеты. Роман не знал, в какую именно птицу он превратился, по лететь было легко и удобно. Далеко внизу расстилались зеленые и желтые пятна полей.
Пейзаж, однако, постепенно менялся, становился все суровей, безжизненней, появились скалы, поросшие хвойными кустарниками, кое-где в ущельях лежал нерастаявший снег. Отдельные вершины тянулись к самому небу. Серые, иззубренные тела скал напоминали тела великанов, сдвинувшихся плечом к плечу в суровом молчании.
Глаза Романа стали необычно зоркими, еще более зоркими, чем глаз орла. Он видел не только каждую былинку, оставшуюся на этих безжизненных скалах, но мог заглянуть и внутрь, под их подошвы. Тогда становилось понятным, что скалы живые.
Их корни уходили глубоко в кору родной планеты, и они росли из ее глубин точно так, как растут деревья. Вот только время их роста измерялось миллионами лет.
Пора было опускаться. Воздух стал слишком разреженным, и крылья больше не держали его на нужной высоте. Он выбрал ущелье и медленно, кругами, полетел к его дну. Спуск оказался слишком долгим, отвесные скальные стенки становились гладкими и напоминали теперь искусственно воздвигнутые крепостные стены; они замыкали узкое пространство расселины со всех сторон.
Усталые крылья больше не держали Романа в воздухе. Роняя перья, он почти падал и лишь у самого дна несколькими сильными взмахами предотвратил удар о землю.
Мир узкого колодца, в котором он очутился, оказался серым и мрачным. Лишь далеко на самом верху оставалось синее, живое пятно неба. Все остальное было серым и неживым. Роман понял, что полет был последним. Он никогда больше не поднимется в воздух, и придется искать другой выход из пропасти, в которую он так неосторожно позволил увлечь себя воздушным потоком.
Но поиски выхода не увенчались успехом. Колодец был совсем небольшим. На его дне, усыпанном обломками камней, не росла даже трава, а стены со всех сторон вздымались вверх с одинаковой тяжеловесной неприступностью. Выхода из ущелья не было. Роман снова стал человеком и должен был искать другой, человеческий выход из ситуации, в которую его вовлекла неосторожная игра с крыльями.
Он сел на обломок скалы и задумался. У него не было цепких когтей, чтобы лазить по камням, и не было больше крыльев, чтобы лететь по воздуху. Зато у него было нечто гораздо более ценное — человеческая память и разум, способный обобщать, делать выводы из прежних ошибок.
Учитель как-то сказал ему, что безвыходных положений не бывает, все зависит от цены, которую ты готов заплатить для изменения ситуации…