Теперь ему оставалось только ждать. Служба информации сообщила, что личный номер Гравова выключен из сети. Вообще-то, это запрещалось, но никто не соблюдал всех правил, установленных Федерацией. «Лишь бы он вернулся, не выкинул какой-нибудь глупости. В его годы не так-то легко смириться с поражением, с потерей такой мечты…»
Райков подошел к рабочему столу Романа. Здесь царил страшный беспорядок. Наброски расчетов, эскизы неведомых пейзажей. На стене диаграмма незнакомой ему системы упражнений. «Не очень-то она ему и помогла в последнем поединке. По-прежнему неясно, как ему удалось добраться до финала, хотя, если учесть все это, что же тут удивительного? – Райков снова прошелся взглядом по полкам с книгами. – Парень готовился не один год, готовился даже слишком серьезно. Вот почему он попал в финал и вот почему я могу ждать напрасно. Слишком трудно предвидеть, как поступит в создавшейся ситуации такой человек. Он может и не вернуться сюда, к старым проблемам, к старым воспоминаниям. Он может раз и навсегда круто изменить свою жизнь, и тогда я его не увижу. Он никогда не узнает о том, что произошло: что победа, которой он так жаждал, все-таки состоялась; что есть другой, не явный путь к цели; что он есть всегда, почти в любой ситуации…»
Райков пододвинул кресло к полке с книгами, поудобнее вытянул ноги и погрузился в глубокую задумчивость. Время, проведенное в этой комнате, уже не казалось ему потерянным напрасно, даже если он не дождется прихода хозяина.
Роман шел по вечерней пустынной улице. Улица текла сквозь него, словно река. Исчезло за поворотом здание комиссии космофлота. Один за другим плыли навстречу кварталы старого города. Скоро должен был показаться парк, за изношенной оградой которого он недавно простился с учителем и не мог теперь представить, что это событие произошло именно сегодня. Таким далеким оно казалось ему сейчас. Дальше, за парком, оставался единственный поворот, ведущий в прошлое.
Минут пять Роман простоял неподвижно, облокотившись об ограду парка. Он не думал ни о чем специальном: мысли свободно пробегали сквозь его открытый глухому отчаянию разум. Им овладело состояние, которое трудно описать конкретными словами, поскольку боль еще слишком нова и слишком легко ее растревожить неосторожным усилием мысли.
«Вечер. Скоро восемь часов. Поезда отошли от вокзала дорог, поезда, увозящие прочь всех достигших пределов мечты, за которой… Ну что там за ней? Что же дальше? Еще одна цель? Только стоит ли снова? Ведь вокзалы открыты лишь тем, кто успел при рождении на поезд…» Эти чужие слова, скользнув по краю сознания, причинили боль.
Лучше думать о сумерках, о вкусе сладкого сока, оставшегося в памяти вместе с вестибюлем комиссии, в котором стоял автомат.
Вот снова мысль по кругу возвращается к запретной теме: что же все-таки делать? Сейчас, сегодня, через пять минут? Не так уж трудно решить. В городе нет ни единого человека, которого он обязан был бы поставить в известность о своем решении. Нет ни единой вещи, которой он дорожил настолько, чтобы ее следовало взять с собой. Разве что дневник наблюдений за собственным состоянием, который он вел по настоянию учителя с тех пор, как всерьез стал заниматься системой КЖИ.
Да еще, пожалуй, старые книги, их необходимо вернуть в музейное хранилище. Иначе робот-уборщик сочтет их мусором, хламом и, возможно, будет не так уж не прав. Было что-то еще. Едва уловимое желание вернуться. Словно его звало нечто. Увидеть старую мебель, вещи, раскиданные по комнате, кресло, придвинутое к полке с книгами… Почему именно кресло? Он не знал. Ну хорошо, а потом? Потом ноги сами понесут его в космопорт. Так уже бывало. Вербовщики всегда рады новому поселенцу. Даже документы в таких случаях не требуются. Он может назваться чужим именем и попытаться забыть собственное. Этого он еще не делал. Начать жизнь сначала… Не поздновато ли? А что ему остается?
Он пожал плечами и двинулся дальше.
Ноги медлили, и шаги растягивались, уничтожая ставшее вдруг ненавистным время, которое некуда деть.
Скрипнула входная дверь. И сразу же за ней в круге света от настенного плафона он увидел сидящего в кресле человека. Почему-то он не удивился, только сердце забилось тревожными неровными рывками, словно и оно знало, кто его гость и зачем он здесь.
– Что вы делаете в моей квартире? – сам собой автоматически прозвучал вопрос, возникший вне его сознания, потому что он уже не нуждался в ответе.
Роман узнал сидящего человека. Его не раз за последние две недели показывали по информационной Сети, и не раз ночами мысленно он беседовал с ним, пытаясь убедить в невозможном. Бросал ему горькие упреки, задавал вопросы, всегда остававшиеся без ответа. Теперь ответы могут быть получены… Но ничего, кроме первой глупейшей фразы, он не смог произнести. Ощупью пробрался к стулу, сел и ждал теперь молча, как и положено ждать приговора неожиданно свалившейся судьбы.