— Тихо, я тебя не трону. Дай помогу, а дальше делай что хочешь, — прошептала ведьма, взявшись за верхнюю дугу с острыми зубьями. Протиснув между ними палку, она с трудом раздвинула капкан. Ей пришлось действовать быстро, одной рукой держать палку, а второй — дугу. Руки дрожали, плечи болели, но волк сам вытащил лапу.
Тамила отползла от зверя, зализывающего рану, и поднялась.
— У тебя своя дорога, у меня своя, — развернувшись, она побрела к дубу. Она не хотела умирать здесь, рядом с людским орудием для охоты.
Корень старого дуба манил ее, сделавшись подобием подушки. Да, она ляжет на него и уснет вечным сном, сольется с природой, и над ее телом никто не сможет надругаться.
Тьма и усталость накрыли Тамилу.
***
Очнулась она от треска костра, тепла и запаха жареного мяса. Желудок, всё это время обходившийся дарами леса, неприятно сжался, рот наполнился слюной. Прежде Тамиле никогда еще не доводилось испытывать чувство голода.
По утрам бабушка кормила ее кашами на жирном коровьем молоке, нарезала свежеиспеченный хлеб, намазывая маслом или домашним вареньем. В обед они ели мясные щи, овощные похлебки, на ужин — жареную птицу. Молодая ведьма оказалась не готова к жизни в бегах.
Раскрыть глаза удалось далеко не сразу. Любое движение давалось с таким трудом, что, когда наконец-то она приняла вертикальное положение, голова закружилась, и ей пришлось упереться ладонями о землю, чтобы не упасть ничком.
— Паршиво выглядишь. Поешь, только маленькими кусочками, иначе тебя стошнит, — посоветовал мужской голос, и в поле зрения Тамилы очутилась широкая ладонь: между пальцами был зажат упомянутый маленький кусочек, который ей заботливо положили в приоткрытый рот. — Жуй тщательно и не торопись.
Она так и сделала, а затем получила второй и третий, и только после этого ей удалось поднять голову повыше.
Перед ней сидел широкоплечий мужчина, на вид лет тридцати, с густой бородой и длинными немытыми волосами грязно-белого цвета. В ушах блестели серебряные кольца, между густых бровей залегла едва заметная морщинка. На мужественном лице выделялись прямой нос и сжатые в линию полные губы. Из выреза черной драной рубахи виднелась широкая волосатая грудь, на крепкой шее висела свернутая в два раза тонкая, как шнурок, серебряная цепочка. На мужчине были короткие штаны до колен, при этом ноги почему-то оказались босыми.
— Нагляделась? — ехидно спросил незнакомец, обнажив острые клыки и сверкнув золотистыми глазами.
— Ты кто? — ошарашенно спросила Тамила.
— Ведьма, а такая глупая. Вчера ты помогла мне вытащить лапу из капкана, — он показал свою правую руку: на предплечье красовалось пять темных точек от острых зубцов.
— Я же тебе сказала: у тебя своя дорога, у меня — своя. Мне от тебя ничего не нужно — ни благодарности, ни чего другого.
— Какая ты, оказывается, дерзкая. Стоило тебя мяском накормить — и посмотри, как заговорила, — он присвистнул, снова показав клыки в широкой улыбке.
Девушка нахмурилась и резко встала. Зря она это сделала: ее тут же повело в сторону, и если бы не оборотень (а это мог быть только он), то она наверняка приложилась бы головой о землю.
— Тихо, дева. Ноги в кровь, тощая… Если б я о тебе не позаботился, ты бы уже давно душу богам отдала. Вот пришел бы охотник — вряд ли бы он стал церемониться с твоим телом, — одной рукой незнакомец держал ее за талию, другой убирал бордовые волосы с влажного лба.
…Когда Микель увидел ее прошлой ночью, ему почудилось, что к нему подошла упырица: кожа бледная, еле передвигается, как настоящий мертвяк, ноги в крови. Волосы цвета вина выбились из косы, что доходила до бедер. Под длинными ногтями — запекшаяся кровь и темная земля, губы искусаны и приоткрыты. Ведьма тяжело дышала, будто каждый шаг давался ей с трудом. Но больше всего его поразили глаза: два ярких изумруда — не просто зеленые, а пронзительные, светящиеся в темноте ведьмовские глаза.
Она испугалась его (он слышал, как бьется ее сердце, что ей страшно), но взялась помочь ему и освободила. А дальше, как во сне, побрела туда, откуда пришла.