- Думаю, решать это не мне, - тихо сказал Антон.
- А кому?
- Как сказал один умный человек, "тому паразиту, который завладел моим разумом", - усмехнулся он.
- Я его ненавижу, - сообщила Мара, - до этого я не знала, что такое ненависть.
- Очень сильный психологический дискомфорт, я думаю.
- Ты не умеешь ненавидеть, - поняла она, - ты даже ЕГО не можешь ненавидеть!
- А за что? - удивился Антон. Искренне удивился, - Поставь себя на его место. На одной чаше весов память целого народа. И победа в войне такого масштаба, который ты даже не можешь себе вообразить. А на другой даже не жизнь, а всего лишь судьба существа совершенно чужой тебе расы. Что ты выберешь? Знаешь, Мара, как перед Богом, у меня нет к нему никаких претензий. В конце концов, он дал мне возможность стать чем-то большим, чем просто человек...
Антон затушил сигарету, укутал плечи Мары одеялом, мягко приказал:
- Спи.
И, через минуту сам уже спал глубоким и спокойным сном. Кошмары его не мучили.
А девушка еще очень долго смотрела на него глазами древнего, мудрого существа, и думала, как, оказывается, много лиц у мужества.
Газет оказалось гораздо больше, чем я думала. О происшествии с семьей предпринимателя Грязнова, в котором погиб офицер, писали все: от "Коммерсанта" до "Калейдоскопа". Писали очень по-разному. В одном сходились все: ругали тех, кто освобождал заложников за крайний непрофессионализм, граничащий с разгильдяйством и головотяпством. Впрочем, этим нас не удивишь. В те годы считалось хорошим тоном ругать любую силовую структуру, если она допускала малейший просчет. Если она не допускала просчетов, ругали еще больше, как "профессиональных душителей демократических свобод". Мне это почти не мешало.
Итак: место, время и действие. Что из этого набора являлось определяющим фактором, к которому цеплялись все остальные, как вагоны к локомотиву? Найдешь его - считай, что определил цель. А, определив цель, уже можно с большой долей вероятности рассчитать дальнейшие действия оппонентов.
- Оппонентов? - переспросила Катя, библиотекарь и, по совместительству, ночной сторож. Именно ей поручила меня сестра.
- Отец учил меня никогда, даже в мыслях не употреблять слово "противник". А тем более "враг". Появляется личное отношение, а это мешает думать.
- Странная точка зрения для профессионального военного, - заметила Катя.
Я пожала плечами. Мне-то, выросшей с ним рядом, и не раз убеждавшейся в том, что папа знает, что делает, ничего не казалось странным. Вообще-то, он был единственным человеком, с которым я никогда не спорила. Не смотря на привычку подвергать сомнению все, вплоть до собственного существования, его слова я принимала сразу. И не просто к сведению, а, прямиком, к исполнению. И ни разу не пожалела об этом.
Я пожала плечами и снова зарылась в бумаги. Катя мне тоже почти не мешала.
Место, время, действие...
Грязнов зуб давал, мамой клялся, что те люди, которые загнали его в Серебряный Бор как мышь в нору, и те, которые после устроили на даче "маски-шоу" с фейрверком и фокусами между собой никак не связаны. Но откуда он об этом знал? Уточнять я не стала, существует же грань доверия, которую переходить не стоит, чтобы не влипнуть, как муха в мед, в чужие неприятности. За сумбурными словами предпринимателя чувствовалась настоящая уверенность. Вопрос - на чем она основывалась, если не на информации? Ответ - на чутье. С мозгами у Грязнова, насколько я заметила, вообще не слишком богато. Однако дела он вел успешно, каким-то образом избегая ловушек конкурентов. Чуял. Спинным мозгом все просекал. И тут он что-то просек. Проблема в том, что просек тоже спинным мозгом. В его голове этих файлов просто не было, вытаскивать нечего.
Ладно, поверим ему даже не на слово, а вообще без слов. Против Грязнова Звероящер и компания ничего не имели. Он - случайная жертва.
Место? Серебряный Бор не бермудский треугольник. И даже не пермский. Из каких соображений Бакшаров выбрал именно его? Фотографии ясности не внесли. По ним можно было сказать только одно: места невероятно красивые, дом - богатый, соседи на приличном расстоянии, чтобы не мешать друг другу, но все же не на таком, чтобы не заметить, например, пожара. А еще - в этом красивом месте происходило что-то очень странное. Причем, происходило с размахом. Во всяком случае, полоса вытаявшего снега, сантиметров пятнадцать - двадцать была отчетливо видна на всех фотографиях. И деревья, роскошные голубые ели, имели какой-то странный вид. Я долго всматривалась в снимки, пытаясь понять, что же все-таки не так с елками. А когда, наконец, сообразила, даже не стала ругать себя за тупость, уж больно необычно все это выглядело. Лапы елей, вытянувшиеся за забор, и нависавшие прямо над загадочной полоской, были... сосновыми. Или кедровыми. В общем, иголки на них были длинными.
Между прочим, ни в одной газете о таком феномене ничего не сообщалось. Хотя, казалось бы, журналистам-то сам бог велел... Заговор молчания? Во всех изданиях сразу? Всемогущая разведка? Которая безропотно позволила себя публично высечь. А вот елки - нельзя. Чушь! Объяснение этому могло быть только одно - спустя несколько часов, когда на место происшествия попали журналисты, "странностей" уже не было. Вообще-то обрезать несколько нетипичных веток не так уж трудно. А следы "полосы" мог спрятать снегопад.
- Катя, - попросила я, - если тебе не трудно, глянь газеты, которые я отложила. Есть где-нибудь прогноз погоды?
- А что тебя интересует? - молоденькая библиотекарша безропотно присела над огромной кучей бумаги.
- Снегопад. Восемнадцатого или позже.
...Если место не привязано к действию, то может быть привязано ко времени. И тогда время - это ключ.
- Таня, снегопада синоптики не обещали. Обещали оттепель. Как раз девятнадцатого. Это подойдет? - Катя перелистнула толстенную "Комсомолку", - ого, Сантана. Выходит, она уже тогда была знаменита. А выглядит даже и похуже. Или это фотография такая?
Я ее уже не слышала. Зарылась с головой в единственный по-настоящему секретный документ, который мне достался: отчет об этой клятой командировке. Обычно, такие документы писал папа. На титульном листе стояла фамилия Стриженов. Старший лейтенант.
Объемный документ, восемнадцать листов. И очень обстоятельный.
Приступая к нему, я несколько побаивалась, что придется продираться сквозь лабиринт оборотов типа "скончался в результате утонутия путем недоплытия". Повезло. Старший лейтенант Стриженов писал сухо, четко, но вполне по-русски. И если б не эта сухая четкость, я бы решила, что читаю русскую версию "Алисы в стране чудес". С Мартовским Зайцем, падением в нору, растущими на глазах грибами и прочим антуражем. Звероящер и компания развлеклись по полной. Недавний смерч оказался далеко не самым экзотическим трюком из их арсенала. А стену синего огня вокруг всего участка не хотите? А дрожь земли, правда, слава Богу, без гигантских червяков. Я просто диву давалась, как такое могло пропустить телевидение. Но, если верить незнакомому мне Стриженову, папа... реагировал на все эти чудеса в решете спокойно, и вел боевые действия против откровенной чертовщины, умудряясь не только соответствовать Бакшарову, но и удивлять его. Видимо, в какой-то момент Звероящер удивился до испуга. И сделал ход конем. Именно тогда возникло требование доставить в Серебряный Бор заключенного, Зураба Зузинидзе. Бакшарову потребовалась сила Высшего, в дополнении к мощи раковины и древнему воину - шаторе, чтобы одолеть... обыкновенного человека. Моего папу. Даже не одолеть. Сбежать. Потому что в какой-то момент, опять же, если верить отчету, папа просто запер эту теплую компанию на даче, не позволяя вырваться.
- Конец света, - пробормотала я себе под нос, - вот начнешь изучать секретные документы, и уверуешь... во что? В архангелов, наверное. Прячущих под камуфляжем белоснежные крылья.