— Почему вас просили помочь? — переспросила Маша, записывая в блокнот отдельные фразы.
Алина перебрала перекинутые на плечо волосы, машинально заплетая их в тонкую неровную косу.
— Понимаете, моя бабушка была знахаркой. Она умела собирать травы, делать отвары и лечила всегда всю деревню. Но она умерла, а я ничего такого не умею. Я даже никогда её не видела. А все почему-то считают, что я должна уметь, и страшно обижаются, когда я пытаюсь объяснить.
— Ваша бабушка была магом? — наверное, слишком резко спросила Маша. Она пожалела о том, что не смягчила тон, потому что Алина тут же отшатнулась.
— Нет, конечно, нет. Я не понимаю, почему все меня ненавидят просто за то…
Она сморщилась, снова собираясь разрыдаться, но Маша взяла Алину за плечо.
— Никто вас не обвиняет. Просто расскажите всё, что знаете.
— Понимаете, — вытерев глаза, Алина смотрела на свои пальцы, как будто собиралась увидеть там нечто особенное. — Я почти не выхожу из дома, в гостях вообще не бываю. Я не знаю, чем могу вам помочь. Вот только знаю, что когда всё это началось…
Она всхлипнула и долго не могла перевести дыхание.
— Судья натравила всех на меня. Они пришли к моему дому, назвали ведьмой и требовали выйти. Мне было так страшно! Я закрылась на все замки и спряталась в подполе. А они долго кричали. Я потом дня три вообще боялась на улицу высунуться.
Ручка повисла в миллиметре над бумагой: Маша не знала, как это записать.
— Судья? Почему вы считаете, что это именно она всех натравила?
Сабрина за её спиной облокотилась на стену и вздохнула, вряд ли выражая скуку, а скорее просто так, по привычке.
— Знаю. Она постоянно подсылает ко мне кого-нибудь. Она меня ненавидит. Сначала-то сама приходила, говорила, что выселит, а потом, наверное, поняла, что я имею полное право здесь жить, и стала делать всякие гадости исподтишка, понимаете? — Алина подняла на неё чистые, как два родника, глаза, и два раза моргнула.
Машу это не проняло. С ручки, которая повисла над блокнотным листом, упала капелька чернил.
— Зачем ей это?
— Просто она надеялась, что я, как и бабушка, стану всех лечить, а я не умею. — Алина красноречиво пожала плечами, мол, что взять с буйнопомешанной.
— Скажите, почему вы всё время называете старосту Судьёй?
Девушка провела кончиком языка по бледным пересохшим губам.
— Я… не знаю. Её ведь все так называют, — прошептала она, как будто ей только что пригрозили высшей мерой наказания.
В окно снова постучался дождь. Задавая формальные вопросы и, не глядя, записывая, Маша то и дело отводила глаза на хмурое небо. Рыжий лес ронял листья прямо на улицы.
Чай не согревал. Маша путалась в рукавах безразмерной куртки, но раздеваться и не думала. В деревенском совете было так же холодно, как в доме Комиссара, и не так пыльно и темно, как в доме Алины, но фантом холодного осеннего ветра преследовал лично её, но ледяные пальцы не ощущали даже горячих боков чашки. Маша сетовала, что не взяла перчатки, а здесь их даже купить было негде.
Дурацкая промозглая осень — от холода дрожь рождалась глубоко в груди и расходилась по телу, как электрический ток. Дурацкое задание — одно из первых у Маши. На нём стоило бы проявить себя, показать с лучшей стороны, но как тут проявишь? Ищи то, не знаю, что, а заодно выслушай бред всех деревенских сумасшедших.
Маша отставила чашку в сторону и достала из кармана блокнот. Она пролистала последние страницы. Пустовала теперь только одна, подписанная кратко — «Судья».
Она уже виделась со старостой, первый раз — когда только приехала. Судья тогда выдавила пару официозных фраз и сбежала куда-то, «по делам». Потом ещё раз — прошлым вечером. Маша уже открывала страницу и надписывала её странным прозвищем, но задать вопросы так и не смогла.
Судья только ещё раз повторила версию врачей о инфекции, внезапно нагрянувшей в деревню, и тут же ушла. Она вела себя так, что Маша просто не успевала схватить старосту даже за рукав. Поэтому Маша пришла сюда, надеясь, что уж из своего кабинета Судья никуда не денется.
В дверь стукнулись, и в комнату вошла женщина в серой юбке до пола и шерстяной кофте. Маша жадно смерила взглядом кофту.
— Диана Никоновна скоро будет, — сказала секретарша. — Сейчас Данилка прибежал предупредить. Может, ты выйдешь из её кабинета? Подожди в коридоре.
Маша даже не сразу поняла, о ком идёт речь, непривычно было, что Судью называли по имени-отчеству, но глядя в испещрённое морщинами лицо женщины, покачала головой. Та поджала губы и вышла, старательно прикрыв дверь.